Душа моя – Эвридика. Почти подлинная история

Две одиноких тени бродят у Дворца Гадеса. Одна – мужская, безмолвная, с лирой, намертво зажатой в руках, голова опущена, шаг запинающийся. Она бродит вдоль берега реки Памяти, иногда спускаясь к воде, чтобы напиться. Она помнит всё земное, но не может ни о чем рассказать. Она всё помнит, но ничего не слышит и не говорит. Другая тень – женская, она часто приходит к реке Памяти и смотрит, как бродит вдоль берега та, что с лирой, не находя себе покоя. Иногда пришедшая пробует прервать этот беспокойный ход, заговорить – и всегда безуспешно. Тень женщины не пьет из реки Памяти, её удел – воды Леты, но забвение не для неё. Вода Леты не туманит ей разум, не гасит воспоминаний, а только успокаивает и не дает соскользнуть в безумие, потому что в отличие от прочих обитателей Аида – безмолвных и безгласных, эта тень может и слышать, и говорить. Когда она оставляет свои попытки привлечь внимание мужчины с лирой в руках, она подолгу спит в тени стен дворца, или у корней белого кипариса, растущего на берегу реки. К другим теням‑обитателям Царства Мертвых ни мужчина, ни женщина не приближаются, и мгновенно исчезают из вида, когда чья‑то тень подходит слишком близко. Здесь, внизу не принято навязываться, и их оставляют в покое. Иногда по аллее из черных тополей, ведущей от жилища Гекаты к дворцу Гадеса, сюда приходит девушка, высокая, темноволосая, в черных с золотом одеждах. Темная принцесса Смерть (конечно, это она) останавливается около последнего ряда деревьев, и не выходя из их тени, молча наблюдает за двумя своими подопечными – Орфеем и Эвридикой. В её взгляде – боль и обреченность..

 

«Милое дитя, свобода не ограничена ничем, кроме ответственности, а предопределенность, как ни крути, освобождает от неё. Если всё решили за тебя – значит, ты ни в чем не виновата».

– Глупости, Главный Судия! Как это – не виновата?

– Голос, ты снова здесь… и снова споришь, указываешь, противоречишь… но пусть так, и в чем же её вина?

– Все просто, старик! Если все решили за тебя – значит, ты виновата в том, что позволила все решить за себя.

– Ах, вот как? Все так просто? Да ты просто играешь словами, Голос!

– Не в этом случае, старик. А я думал, ты осмотрительней, ты ведь, кажется, считаешь себя конечной инстанцией. Предопределенность порой куда страшнее свободной воли и приносит куда больше зла, чем самое отъявленное своеволие – сам знаешь!

– Ты дерзишь, Голос! И вообще – все это вздор! Свободная воля – враг Долга, она вносит в предопределение элемент случайности! Это недопустимо!!

– Это почему, старик?

– Потому что это открывает дорогу дальнейшим нарушениям… и прекрати называть меня стариком!!

– Вот именно – открывает дорогу. Какой же ты молодец, старик!…

 

ПРИГОВОР

 

Темная Принцесса вышла из Зала Суда. Пройдя по огромному холлу, подошла к окну и раздраженно вперила неподвижный взгляд в тяжелые, шитые золотом занавеси. Она так глубоко ушла в раздумье, что не услышала легкого шелеста шагов. Рука легла ей на плечо, она дернулась, сбрасывая ее. Глубокий, звучный голос спросил:

– Ты сердишься, дитя?

– Я наказана.

– Да, ты наказана, дитя. Знаешь ли ты, за что? Поняла ли?

– За то, что нарушила долг. Знаю. Ты сказал.

– Нет, дитя. Всего лишь за неловкость.

Принцесса круто развернулась к собеседнику.

– Неловкость?! В чем? Он слагал гимны в мою честь, я имела право сделать то, что сделала. Ты же знаешь, призывающий принимает на себя последствия вызова. Боги делают то же, но их не наказывают!

– Принцесса Смерть, ты допустила оплошность. Ты забрала не одну жизнь, а две. Боги не допускают таких ошибок. А если допускают, их тоже – карают. Тебе не нужно было трогать Эвридику.

– Я не хотела забирать её жизнь. Это была случайность! Я же сказала. Она просто подвернулась под руку!

Главный Судия вздохнул, гася нетерпение и раздражение, и ласково погладил темную ткань шитого золотом рукава.

– Повторяю, дитя, ты допустила ошибку. Непрофессиональная работа. Тебе должно быть стыдно.

Холодный взгляд полыхнул огнем:

– Мне стыдно. Что ещё?

– Ты отбудешь наказание. Сполна. А потом они придут к тебе. Оба.

– А что, если вмешаются олимпийцы? Они ведь могут! Могут забрать их к себе. Дать бессмертие. И я никогда, слышишь, никогда его не увижу…

Легкая улыбка коснулась губ Судии.

– Ты так раздосадована, дитя, и так на нас обижена, что совсем потеряла способность мыслить. Здесь на этом берегу Палаты не только Смерти, здесь еще и Палаты Забвения. Для бессмертных.

Бледное, скрытое тенями лицо осветилось пониманием. И – надеждой.

– Ты хочешь сказать…?

– Да, дитя. Боги бессмертны, но не вечны. Забвение – вот истинная смерть для Бога. Когда на земле развеется дым жертвоприношений и время источит стены храмов, от всесильных сейчас олимпийцев останутся только их изваяния. Белые, холодные, пустые. А Божественный Огонь их душ вернется туда, где он начал свой путь‑ в пустоту. И они тоже придут к нам. Придут в твои палаты, в Палаты Забвения. Они, и все те, кого они наградили бессмертием. Поэтому утешься, говорю тебе – они придут к тебе. Оба. И оба будут – в твоей власти.

 

 

Конец ознакомительного фрагмента