Джакал. Раскаленные дни

Блин, мачете. За разговорами я и забыла, кто он! Головорез, преступник. Нет, не убийца, как стало ясно из ругани на парковке, но он, человек с таким красивым именем Адриан Дельгадо, легко может оттяпать кому‑нибудь часть тела.

Лира Рагацци! Держи в голове следующее: возможно, этот тип и вовсе психопат, который без малейших угрызений совести сдаст тебя с потрохами врагам клана…

– Боже! Багажник, палец в пакете, бр‑р‑р. Так и стоит перед глазами. – Ежусь напоказ, а на деле из желания выведать информацию и его истинное отношение к жестоким пыткам; ловит ли он от этого кайф, или, как сказал в запале, просто вынужден заниматься подобной работой?

– Забей на это, – почти прикончив буррито, произносит Круз абсолютно безэмоционально, будто речь идет о сущей ерунде. – Не собираюсь я резать тебя на части. Ты мне нужна, – вдруг осекается он.

«Нужна»? В моей груди ёкает не столько от этой пространной фразы, а от того, что Круз взял паузу и потупил взгляд, будто бы смутившись.

– Нужна? – переспрашиваю его, принуждая закончить‑таки мысль.

– А ты что думала, – вызывающе чавкает оставшимся буррито Круз, видимо, желая продемонстрировать полное отсутствие манер. – Думала, я спасаю твою задницу из благородных побуждений?

– А‑а‑а, значит, деньги. Всё дело в них, ясно! – Я скрещиваю руки, припомнив это его: «ты мне нужна» – И сколько папочка обещал за мою «задницу»?

Смысла обижаться на него нет: понятное дело, что Круз делает это только из‑за денег. Он бы не стал просто так спасать «Белоснежку».

Но ведь ты, Лира Рагацци, хорошо помнишь тот его взгляд, когда ты, стерва, показала ему задницу?! Что, еще теплится надежда на то, что головорез испытывает к тебе хоть что‑то? Почву прощупываешь?

Нет! Ему насрать на меня, и точка. Вот какие вещи лучше держать в голове: первое – раз отец попросил именно Круза, значит, ситуация реально плохая и так было надо. Второе – видимо, Круз всё‑таки надежный человек, а не предатель, ведь он выдал информацию о том, что получит за меня куш. Третье – Круз точно не разгильдяй, он явно умнее и собраннее, чем какие‑нибудь Серджио или Винс. И четвертое – Адриан Дельгадо о‑о‑очень любит доллары и красивую жизнь.

– Не знаю, – бурчит Круз, разделавшись с буррито. – Наверное, твоя попка стоит прилично. На безбедную старость точно хватит.

Так‑так, Лира! «Попка», значит, ага‑ага, становится всё любопытнее! Не «задница» и не «жопа». Ясненько, расцени это, пожалуй, как пошлый, завуалированный, но миникомплимент.

Еще один вывод: Круз острый на язык бесцеремонный тип. Человек с красивым именем и крайне привлекательной внешностью, но с весьма дурным и лихим норовом.

Да уж, Лирочка, совсем иной образ, а ты годами сохла по тому, кого совершенно не знаешь. Но теперь до колик хочешь узнать?

– И что же ты собираешься делать с такими‑то деньжищами? – я упорно продолжаю раскручивать его на новые факты и вульгарные комплиментики.

– Не твоего ума это дело, принцесса Фрида, – по сложившейся традиции хамит Круз, протерев рот салфеткой с логотипом закусочной в виде улыбающейся рожи усатого мужика в сомбреро.

– Хватит! – чуть раздражаюсь я, припомнив это прозвище, которым меня окрестили в новой школе по приезде в Нью‑Йорк. – Я не принцесса, понятно?

Круз, этот козел, что намного старше меня, явно взял за привычку едко дразниться именно этим словом. Прямо какая‑то гребаная ирония судьбы! Тогда, в одиннадцать лет, я четко и на итало‑английских матах объяснила парням‑засранцам из школы, что самолично поотрезаю им языки, если они посмеют еще раз произнести «принцесса». И они заткнулись, зная, что если и не отхватят от меня, то точно получат неприятности от клана.

Но теперь, когда мне почти восемнадцать, я не могу заткнуть рот чертовому Крузу, не могу сыпать на него совершенно невыполнимые угрозы, потому что чувствую себя гораздо слабее и незащищенное, чем в одиннадцать.

– Еще какая принцесса, – вытирает рот салфеткой этот насмешливый тип. – Поэтому не волнуйся, я как‑нибудь сдержу свои маниакальные порывы и не буду тебя терзать. – Круз делает многозначительную паузу. – Наверное, не буду. Ибо, если выбирать между деньгами и извращенными забавами, я склоняюсь к бабкам. Желательно налом, стодолларовыми купюрами.

Ох и болтун же он, оказывается, Лира! Любит почесать языком, когда настрой есть. Вот тебе и молчаливая ледяная глыба…

– Ясно, – качаю головой, якобы с укоризной, намекая на эти его стодолларовые купюры. – Ты не привык мелочиться, ага, это и видно.

– Есть такое, и что?! – коротко кивает он с каким‑то довольным и высокомерным видком. – Каждый крутится как может, принцесса. Не тебе меня судить.

Всё с ним понятно. «Избалованные дряни». Догадки после той сцены на парковке подтверждаются. Мне всё‑таки удалось тогда, в Нью‑Йорке, не раз задеть его самолюбие. Он еще и ершистый как не знаю что. За словом в карман не полезет. Окей, вывожу его на чистую воду дальше…

– Да‑да, вижу,– я киваю в сторону его швейцарских часов. – Тебе удалось хорошо подняться.

– Не жалуюсь, – продолжает нашу «милейшую» беседу этот крайне себялюбивый, напыщенный мексиканец. – Но ты, принцесса, меня реально озолотишь. Не зря терпел тебя все эти годы. Потерплю еще чуток.

Бинго, Лира! «Терпел» тебя!

– А если… если отец не заплатит? – как‑то неосознанно я выхожу на тему, которая болезненно кольнула в душу. – Если он… – я осекаюсь, пристыдившись за то, что слишком увлеклась исследованием личности Круза вместо того, чтобы переживать за родителей и других родственников.

– Не вздумай разреветься! – строго приказывает Круз, заметив, что мои глаза заморгали чаще.

– Я не реву, не реву! – всхлипываю больше от злости на себя, эгоистку такую!

– Вот и не реви! – зло передразнивает меня Круз, который снова нацепил на почти идеальную свою рожу – ту маску, которую надевал в машине по дороге в воздушную гавань. – Подумаю, что с тобой делать в случае, если… ну, ты поняла, в общем.

– «Делать со мной». Понятно, – передразниваю его, почти окончательно уверившись в том, что этот мексиканец не причинит мне вреда; слишком уж он любит себя, чтобы рисковать с похищением дочери главы крайне влиятельного клана.

– Ну и хорошо, что понятно, принцесса. А теперь закрой на время рот, – продолжает хамить гад, чуть прикрыв веки и откинувшись на спинку стула. – Ты меня утомляешь.

Круз проводит горизонтальную невидимую черту у своих губ, делая знак, чтобы я, мол, заткнулась.

А ты – нет, амиго, не утомляешь. Груби‑груби дальше. Чтобы задеть меня по‑настоящему, тебе ох как придется попыхтеть, Адриан Дельгадо.

 

Глава 9