Джакал. Раскаленные дни
Круз сухо ответил на несколько вопросов, и теперь я не решаюсь открыть рот. Именно так: я онемела, потому что мне невыносимо рядом с ним!
– Паспорт точно взяла? Покажи! – вдруг требует Круз и протягивает руку, продолжая следить за дорогой.
От этого повелительно‑надменного движения в воздухе ощутился его аромат парфюма. Плотный, обволакивающий, с ноткой чего‑то восточного. У меня кружится голова!
– Взяла‑взяла, отстань! – огрызаюсь от чувства чудовищного внутреннего дискомфорта.
Я для него всего лишь какое‑то жужжащее раздражающее насекомое. Букашка, к которой и обращаться‑то ниже достоинства. Могла ведь ответить ему спокойно, без этого «отстань»? Да, наверное, могла, но я слишком вошла в образ, и поздно менять правила.
– Быстро достала паспорт! Сюда дала! – произносит головорез раздраженным тоном, сделав перед моим лицом приказной жест пальцами.
Ладно‑ладно, я роюсь в сумке и нащупываю шероховатую обложку поддельного загранника, который отец еще давно «заказал» из‑под полы как раз для экстренных случаев. Круз не очень терпеливо, но всё же ждет, расположив руку на крае спинки пассажирского сиденья. Его подкачанное плечо, скрытое под тканью поло, острый локоть, часы на запястье. Ниже – длинные красивые пальцы. Головорез с руками музыканта из филармонии. За все три чертовых года Круз ни разу не прикоснулся ко мне по своей воле. Но ведь я‑то могу дотронуться до него, типа ненароком, отдавая паспорт, вроде как случайно… Я ведь могу попросить у него прощения за свои фокусы…
Нет! Действительно, слишком поздно что‑то менять. Даже если я извинюсь, то Круз сто процентов ответит, что ему насрать и он, мол, просто делает свою работу.
– На, вот! – в досаде я кидаю загранник на переднее пассажирское.
Ну и сволочь же я, ох и сука! Делаю ведь только хуже. Нет, это просто нестерпимо! Ловушка, в которую я сама себя загнала, и из нее не выбраться.
Придерживая руль, Круз листает поддельный паспорт. Один из тех, что лежат в тайнике, в квартире.
– Фрида Миллер. Девятнадцать лет? Ну и дела! – присвистывает с едкой интонацией головорез.
– И что? – продолжаю грубить, ведь он произнес красивое имя Фрида, которое много для меня значит, так, будто ему какашку в рот положили.
Ну ладно, проехали… Лучше отвлекусь на телефон. Что там? Открываю мессенджер. Блин, сообщение от Рафаэля. С чего вдруг? Он ингорил меня больше года. Не писал, не звонил. Я тоже, хотя первое время его поведение чуть задевало мое самолюбие. Эх! Всё же не стоило так быстро подпускать его тем летом…
«Привет, моя красавица, как дела?»
Набираю ответ:
«Нормально».
Рафаэль что‑то печатает…
«А я сейчас там. Иду к нашему месту, в поле. Помнишь ту корягу у дороги, которая в сумерках напоминала тебе старую ведьму?»
«Да, помню, – сухо и без единой эмоции отвечаю ему. – Что тебе надо, Раф? Мне некогда, не до тебя, честно».
Грустный смайлик от него в ответ, а следом:
«Прости, пожалуйста».
Еще одно сообщение высвечивается:
«Я просто хотел узнать, как ты поживаешь. Знаешь, а я соскучился, прилетай сюда, пожалуйста, Лир».
– Сюда давай! – суровый голос Круза пронизывает сонный салон.
– Чего? – тяну непонимающе.
– Телефон, говорю, давай, живо! – головорез повторяет требование еще более жестко.
– Да пошел ты! Отвали! – в ужасном возмущении я повышаю голос.
Я хочу к Рафаэлю. И не хочу! Круз ведь, скорее всего, отвезет меня туда, в итальянскую деревню, где сейчас томится мой первый, мой бывший…
Пшеничное поле в приятных ласковых лучах утреннего солнца. Вкус соломинки и клейких, чуть горьковатых зернышек на языке. Сумерки, встреченные на диком белоснежном пляже. Звуки потрескивающего костерка на песке и раскаленные угольки, поднимающиеся туда, в темнеющее небо, к самым звездам.
Бабушкин дом. Моя постель, в которой так сладко спалось в детстве. Старенькое, но восхитительное на ощупь белье, пахнущее миндалем и кипарисовым мылом…
Круз со мной на узкой девчачьей кровати! Смешение ароматов родом из прошлого с восточными нотами его парфюма…
Боже, переставай, Рагацци! Совсем ополоумела от фантазий о головорезе…
Забыть, даже не сметь мечтать! Этот грубиян передаст меня, как какую‑то вещь, родне и тут же смоется, даже не попрощавшись. И если для клана всё закончится плохо, то, возможно, я либо вообще никогда не увижусь с ним, либо встречусь очень‑очень нескоро…
Выйти из тяжелых дум меня заставляет звук резкого нажатия по педали. Круз ударил по тормозам, параллельно съехав на обочину.
– Выходи, немедленно! – Он перекидывается через сиденье и тянет ручку машины с моей стороны.
Боже мой, я так углубилась в мысли, что забыла… Я брякнула ему «отвали!», отказавшись давать телефон.
– Т‑ты чего, одурел, Круз? – лепечу я, чуть заикаясь и часто моргая.
Таким я его еще не видела! Вместо привычного равнодушия или презрения лицо Круза отражает лютый гнев! Он что, правда собирается вышвырнуть меня, как какой‑то мусор?
– Значит, так! – цедит он зло сквозь стиснутые зубы. – Ты, похоже, не понимаешь, да? Ты тупая, как пробка, это ясно, но не вздумай закапывать и меня вместе с собой, слышишь? Телефон, повторяю последний раз! – рявкает на меня.
Божечки, вот это норов у него, оказывается! Похоже, всё, что болтала Надя, недалеко от истины. Зверь, который впадает в бешенство с полпинка.
– Да на‑на, не ори! – Дрожащей рукой я отдаю телефон.
Круз с громким хлопком выходит из машины и делает несколько уверенных широких шагов.
Что‑о‑о? Блин, он хочет избавиться от Айфонов? Мой он разбивает ступней! Свой уничтожает следом. Капец, ужас! Я ведь не помню наизусть ни номера Нади, ни Рафаэля. Любимый плэйлист, недосмотренный сериал на Нэтфликс, фотки того лета с Рафом. Круз всё это безжалостно уничтожил!
От отчаяния и душевной боли я бью ладонями по стеклу!
– Перестань, ненавижу тебя! – кричу проклятому Крузу в каком‑то искуплении, ведь он только что разрушил важную часть моей жизни.
Охренительно‑прикольные селфи с сестрами, которые я им забыла отправить. Надины ржачные и скабрезные мемы на тему парней и секса. Фоточки с мамой в кофейне неподалеку от ее салона текстиля… Мама, папа! Живы ли они?!
Со «смертью» смартфона я вышла из состояния оторопи, нет, странной комы, в которой какое‑то время находился мой мозг. Почти полная блокировка чувств и мыслей, чтобы собраться и быстро принимать рациональные решения.
