Эффект Домино
Вспомнил опять, как сладко пахло ее страхом. Снова возбудился и старательно пошел медленно, пошатываясь. Как обычный подгулявший алкаш‑работяга. Успокоился теперь окончательно.
Сел в автобус и через десять минут вышел в Северном микрорайоне. Окна стандартной девятиэтажки вовсю светились огнями. В квартире было тихо. Аккуратно положил ключи на комод и сразу прошел на кухню. Ужинать не стал, только плеснул полную стопку водки, выпил одним глотком.
Вышел опять в прихожую, что‑то снял с вешалки, прошел в крохотный, но уютный зал. Жена, как обычно угомонила детей вовремя и теперь мирно дремала возле включенного телевизора.
Шли местные криминальные новости. Симпатичная фотомодель в модной стрижке с погонами полковника, не отрывая глаз от телесуфлера, старательно артикулировала подкаченными губами. Она предупреждала граждан от опасности случайных знакомств и призывала к бдительности:
«…В последнее время весьма участились случаи обращения граждан в связи со слухами о возобновлении активности так называемого маньяка, совершающего нападения на одиноких женщин и девушек. Сообщаем вам, что органами внутренних дел предпринимаются все необходимые меры по пресечению противоправных действий неустановленных лиц, направленных на покушение на жизнь и здоровье всех представителей населения города и области».
Неизвестный ухмыльнулся и потрепал жену по округлому бедру. Прошептал: «Лено‑о‑ок! Баиньки пора», – и направился в спальню. Вокруг кисти его правой руки уже была привычно намотана пушистая лента мягкого вязаного шарфика…
Жажда 2. Эдик. Танька дура
– Эдька, вылезай сейчас же! Кому говорю? Хуже будет! – под стол протянулась крепкая рука и выволокла за ногу брыкающегося мальчишку.
Тяжело дыша, мужчина поставил ребенка на ноги. Бац! От звонкой оплеухи тот снова отлетел в угол комнаты. Прикрыл лицо руками. Но сквозь подрагивающие пальцы на отца был устремлен колючий, немигающий взгляд волчонка.
Щеку Эдика нестерпимо жгло. Но почему‑то он ощущал и мучительное удовольствие. Такое же сладостное, как и тогда. На пустыре. Куда он с двумя дружками после уроков затащил соседскую кошку. «Это Танька, гадина, подсмотрела. Точно. И нажаловалась маме. Нужно было подождать темноты. Никто бы не увидел».
– Папочка, не бей! Это не я‑я‑я, я ничего не делал, – жалобно хныкал мальчишка, растирая кулачками сухие глаза. «Что бы ей сделать? Побить. Заставить плакать, на коленках ползать. Или червяками дождевыми накормить. Но она опять все родителям расскажет. Надо как‑то сделать, чтобы не знала кто. А может ее…» – в голове Эдика шевельнулись уже не детские мысли.
– Это все Сашка, он придумал. И спички он принес. А Валерка держал. Я только смотрел. Папочка, не надо, пожалуйста. Прошу тебя‑я‑я, – выводил уже на самой высокой ноте мальчик.
Отец вдруг увидел, как тело ребенка забилось в легких конвульсиях, и тот слегка застонал. Мужчина перепугался, выронил ремень. Потом бросился к сыну, приподнял чернявую голову.
Мать давно вышла из комнаты и плакала на кухне, предоставив мужу разбираться с их чадом самому. Отняв руки сына от лица, отец оторопел.
Слегка закатив глаза, Эдичка счастливо улыбался. Ему было очень приятно. Он представил в деталях как будет наказывать ябеду. И еще. Захотелось повторить это острое, ранее не испытанное наслаждение…
У Эдика, к слову, была и другая веская причина ненавидеть Таньку. Сколько себя помнил он был один. Дома без братьев. сестер, в классе без приятелей. Родители особо им не занимались. Маме, санитарке в больнице, не до него было. Накормить, напоить – вот и вся ласка. Отец был крутого нрава, доставалось и сыну, и маме. Ну, когда дома бывал. Жизнь дальнобойщика дарила такие возможности нечасто.
Конец ознакомительного фрагмента
