Ехал грека через реку
– Не начинаю, – с удивительной покладистостью согласилась Ася. – Просто брачные догматы безнадежно устарели. Хорошо клясться в любви до гроба, когда проживешь всего тридцать лет и умрешь во цвете лет от какой‑нибудь родильной горячки. Это все осталось в прошлых темных веках. Сейчас люди живут до восьмидесяти, и что? Смотреть десятилетия на одну и ту же физиономию? Раздражение, измены, страдания, чувство неполноценности и ночной жор – вот и вся семейная жизнь.
– Сурово, – удивился Адам. – Ваши родители развелись?
– Хуже. Все еще женаты. Решили портить друг другу жизнь до конца своих дней… у вас потрясающе красивый отец, – добавила она без всякого перехода. – Вот в кого вы такой знойный, – Ася зевнула. – Да и мама красавица… Надо было от вас рожать, такой генофонд…
Она повозилась, устраиваясь поудобнее. Подула на лоб Евы, сгоняя бисеринки пота.
Адам изумленно молчал, не зная, как реагировать на подобные откровения.
– С другой стороны, такие психи все, – совсем сонно продолжила свои размышления его няня, – никакого сладу просто…
Вдруг она распахнула глаза и схватила Адама за руку.
– Придумала, – воскликнула Ася, – кукольный театр!
– Что? – растерялся он, все еще размышляя о том, значили ли ее слова о генофонде больше, чем просто философия.
– Будем моделировать ситуации и привыкать к ним постепенно. Кукольный театр, и чтобы непременно с Карабасом Барабасом. Ах какое блаженство, знать, что я совершенство, – мурлыкнула она самодовольно и заснула на полуслове.
Глава 9
Проснулась Ася от детского бормотания.
– Давай уговорим ее пойти купаться на пруд, – вещал Димдим.
– Давай, – охотно согласилась Ева. – А что мы будем там делать?
– Купаться, глупая ты малявка.
– Не люблю мыться.
– Да нет же, купаться не как в ванне. Плавать. Рыбки, лягушки, тина. Ква‑ква‑ква.
Ева засмеялась.
Ася открыла глаза.
Безмятежное лицо Адама оказалось так близко, что она даже ощутила тепло его дыхания. Неприлично длинные ресницы, черные, с неким аленоделоновским изломом брови, слегка восточный разрез глаз. Смуглый, сладкий, знойный мальчик.
В двадцать лет Ася бы непременно в него влюбилась. В те времена она была способна влюбляться в кого угодно.
Сейчас лишь ощутила короткий болезненный укол в сердце, как это бывает, когда смотришь на прекрасную картину или пейзаж. Печаль и восторг от кратковременности красоты, от ее хрупкости и мимолетности.
Неохотно отвернувшись от Адама, Ася посмотрела на детей.
Ладошки Евы неосознанно гладили плечи Димдима, милая детская ласка.
Он стоически терпел это издевательство, как и положено взрослому супергерою.
– А на пруд мы пойдем до завтрака или после, граждане заговорщики? – хриплым ото сна голосом спросила Ася.
– Я такой голодный, что могу съесть Кляксу, – живо откликнулся Димдим.
– Это Клякса слопает тебя, – снисходительно сообщила ему Ева. – Ася, давай возьмем Кляксу домой? Она будет нас охранять.
– Но у Кляксы уже есть свой дом.
– Ну и что.
– Но ее хозяева будут плакать без своей собачки.
– Ничего и не будут.
– Ох, малыш, – пробормотала Ася и прижала к себе Еву. Та упрямо выгнулась в ее руках.
– Хочу Кляксу!
– А я хочу огнедышащего дракона, чтобы летать с ним над городом. Подаришь мне дракона?
– Я еще маленькая для дракона, – возмутилась Ева.
– Значит, ты еще и до Кляксы не доросла.
Димдим захихикал.
– Моя тетушка непобедимый воин в словесных баталиях. Ты никогда не переговоришь ее, малявка. Но ты можешь попросить у своего отца другую собаку, которая будет только твоя.
– Я не хочу другую.
– Значит, останешься в пролете.
Ева нахмурилась, соображая.
