Folie a deux
Я вырвался на улицу и прямиком направился в центр, не сбавляя бега. В наушниках барабанил John Newman и зверь потихоньку отпускал свою хватку с моего запястья. Теперь я искал по сторонам знаки. Если зверь проснулся, значит рядом опасность – она возникла, и он будет пытаться её устранить. Может быть, эта старик со своей историей о нескончаемой эмиграции. Или незнакомка? Рядом громко обрушил на мой обостренный слух своё рявканье ворон. Мы посмотрели друг на друга, затем птица взмахнула крыльями, а я побежал вслед за ней. Бежали мы долго – до самого городского кладбища – той его части, где стояли фамильные склепы. Некоторые были настолько древними, что практически невозможно было разобрать имен и дат. Ворон исчез. Туман клубился у моих ног, облизывая подошвы грязных кроссовок.
Мне не хватало сил сдвинуть массивную дверь. Я долго провозился с ней, пока не обнаружил в торцевой части склепа расщелину. Оказавшись, наконец, внутри, не мог надышаться – воздуха здесь практически не осталось. Остро пахло гнилью и плесенью. И пять гробов по периметру. Я не знаю, для чего мне понадобилось открывать тот, что стоял дальше остальных. Он оказался пустым. Я потрогал обивку, коснулся носом поверхности ткани – ничем не пахло. И медленно, словно боясь испачкать святыню, я погрузил себя в этот гроб. Крышка громко упала надо мной…
И я закрываю глаза… ничего не происходит… Лишь одно – невесомое и едва уловимое – я больше не в гробу….
ГЛАВА 3
Городок был наполнен светом. Его узкие улочки вмещали множество людей – и военных, и штатских. Народ был измучен творившимся вокруг, но в то же время ликовал. Я осмотрелся по сторонам. Всё было в точности, как описывал старик. Бедный узкий квартальчик с многочисленными лавками овощей и фруктов, и толпы горожан – самого разного возраста, буквально увлекали меня в эпицентр праздника. Я увидел, как в небо взлетают пестрые ленты, увидел, белых и серых голубей, увидел, как девушки смеются и флиртуют с офицерами. Провинция, освобождённая от боевых действий, но все ещё вздрагивающая от большой беды. И падали теплые хлопья снега. Весеннее пробуждение разгонял юный мотоциклист…
Военные британцы маршировали не всерьёз – так, дабы скрасить весеннюю хмарь. Все понимали – война в Европе заканчивается. Осталось одолеть пару фронтов и над рейхстагом водрузят победоносный стяг – как точно подметил Ганс. В это верили. Этим жили. Жили одну единственную неделю. Никогда больше в этом городе не царило такое блаженное возбуждение.
Вдруг, в самом начале улице я увидел её… и замер…
Ганс вряд ли обладал достаточным ораторством, чтобы описать ту красоту лица, да и я, в сущности, не подберу правильных слов. Её звали Елена. Теперь я это знал. Казалось, что на своих руках она несет весь мир. Её длинные густые, светлые локоны ловили падение снега и качались в такт шагу. Большие голубые глаза смотрели всюду и каждому улыбались. На ней было ситцевое платье – бежевое, к крупными неяркими цветами. Толстым серым шарфом была обмотана шея. Её появление на этой улочке моментально взбудоражило каждого – настолько образ выбивался из простоты и томительной однотипности. Женщины смотрели ей вслед с едкой иронией и завистью, мужчины с интересом, а самый бойкий офицер – молодой – лет тридцати набрался смелости, чтобы подхватить её улыбку и провальсировать пару шагов. Она нисколько не сопротивлялась такой бесцеремонности. Напротив – поддалась танцу и в конце поцеловала незнакомца у самого краешка виска. Всё в ней дышало жизнью. Все источало свет. Будто и не было страшного фашистского гнета. Будто она не знала лагерной жизни и эмиграции, и всё это время была окружена таинственным саваном, не допускающим беды. Это была фантастическая юность и грация при том, что ей было за тридцать…
Ничего лишнего: матовые пунцовые губы, немного румян и подводки на глазах, но образ был совершенным в своей завершенности…
И каково же было моё удивление, когда в женщине, что в эту секунду заполнила собой целый мир, я узнал незнакомку, которая проживала в подъезде Ганса – ту самую, что сначала упала передо мной на колени, а позже курила со мной на лестничном пролете. Что это – обман зрения? Кто она? Родственник? Двойник? Я остолбенело вытаращился, пытаясь постичь эту тайну. Но в ту же минуту потерял Елену в толпе. Зато мне стало ясно, почему для Ганс так стремился оставить в памяти воспоминание, возможно, о самой фантастической женщине на всём белом свете…
ГЛАВА 4
Я проснулся в своей постели спустя несколько дней. Был вторник, восемь утра. Я, конечно же, подумал о том, что все приключившееся со мной – сон. Но оглушительное карканье раздалось на подоконнике и заставило во всем усомниться. Я попытался прогнать назойливого ворона. Но он лишь посмотрел на меня и стал нетерпеливо ковырять когтем дерево. Это не было сном. Это было чем‑то невероятным, но точно не сном. Я налил себе чашку кофе – следовало побриться и ехать к Гансу. О своем приключении я решил не рассказывать старику, ведь это неправдоподобная чушь и выдумка – решит он. Для него я и так городской сумасшедший.
Ганс встретил меня с конвертом в руках…
– Что в нем? – осведомился я.
– Понятия не имею, молодой человек, письмо просила отдать вам Елена…
– Какая Елена? – но по написанному в конверте я догадался о ком идет речь.
«Отрадно, что в моем окружении ещё остались люди, способные видеть глубже… Спасибо! Вы, к счастью, ошибаетесь по поводу клетки. Я очень свободолюбивый человек, чтоб жить в каких бы то ни было клетках…»
Своё послание она никак не подписала. Я осторожно отправил его обратно в конверт и убрал во внутренний карман пиджака.
– Расскажите мне, пожалуйста, о ней?
– А что вас интересует? Жена какого‑то правительственного чиновника. Не очень крупного, судя по всему, но он вхож в нужные круги. И когда вы соберете мою биографию, именно он будет помогать вам в издании. Насколько мне известно, это её третий брак. От первого она родила сына. Сейчас ему одиннадцать. В сущности, все…
– А сколько ей лет?
– 30, может, чуть больше… – я точно не знаю.
Старик почувствовал мой неоформленный пока что интерес.
– Она красивая женщина, не так ли?
– Соглашусь с вами.
– И знаете, чем‑то она мне напоминает мою Елену. Такое же лицо, такие же глаза. Иногда, когда я гуляю по нашему внутреннему дворику, а они с мужем возвращаются домой, она подходит ко мне, чтобы поздороваться и также наклоняет голову, и поправляет выбившийся локон. Вот только у моей Елены были светлые волосы…
– Вы дружите?
