Фронтир

Как дела, солдат? Ты в норме?

Со, Капитан, сорр. Уже.

Тогда включайся, бой ещё не закончен.

Апро, сорр!

Связавшись с новыми соседями, я действительно «включился», острие гигантского клина неслось неудержимым потоком вперёд, навстречу второму слою обороны врага, уже начавшему выстраивать боевые порядки парой сотен километров дальше.

Промзоны врага, выглядевшие как сумасшедшая мазня свихнувшегося художника поверх радарной сетки, уже вовсю готовились к нашему приходу. Впереди нас ждала самая жаркая часть всей операции.

Но мы были к ней готовы. Впереди принималась ухать молотом о наковальню наша орбитальная группировка.

«Атака за атакой, залпы врага выгрызают дыры в твоей броне, кромсают твою защиту, без конца выматывают нервы. Ты, переживший непрерывных четырнадцать часов боя, становишься вопящим комком нервов, упрятанным в толщу машины, но от этого не переставшим быть таким беззащитным. Когда возможности штурмовика подходят к последней черте, за которой – лишь рёв всепожирающего пламени, тогда он, лишь кажущийся частью тебя, действительно становится тобой, вместо тебя. Твой «Ксеркс» дрожит, проносясь сквозь зону прямого обстрела, замирает от ужаса, провожая глазами лавину огня, что должна спасти твоего товарища, и кричит от боли, когда, несмотря ни на что, из его тела всё‑таки уходит жизнь. Выписка из бортового журнала:

Но снова и снова вступает в бой, копя где‑то в своем н‑фазномнутре поистине человеческую ярость.

А ты… ты просто замираешь и ждёшь чего‑то, тебе неизвестного».

Кенстридж кружил по каюте, как дикий зверь в клетке. Ему было безумно тесно в этих стенах, хотелось вырваться отсюда, найти поблизости какое‑нибудь место, где было бы много света, много пространства, много людей, лишь бы вырвать сознание из безумного кольца одних и тех же мыслей, превращающих ожидание в пытку.

Набрать многократно проклятый код Совета было делом считанных секунд. Сколько раз ему ещё предстоит активировать в памяти эту последовательность цифр, которая всегда означала одно и тоже – ожидание скорой беды. И вестником этой беды был он, инвестигейтор Кенстридж. В этом состояла его работа, именно этого от него ждали в Совете, но как же он ненавидел себя, такого нужного, такого полезного Галактике, в эти тоскливые минуты.

Кандидат, кодовое имя «Небесный гость», подвергается непосредственной опасности.

И всё. Теперь можешь быть свободен. Ты уже сделал своё дело, разгадал очередной ребус, быть может, слишком поздно, но теперь, поверь, от тебя уже ровным счётом ничего не зависит. Так зачем же ты стоишь посреди пустой комнаты и не можешь оторвать взгляда от двух десятков эрвэ‑панелей, которые показывают тебе абсолютно устаревшее к этому моменту прошлое, и не можешь никак оторваться от разворачивающегося перед тобой маховика судьбы.

Последние уточнения тоже не потребовали много времени.

Кенстридж за пару минут сумел убедиться, что пока он возился с информационным пакетом, «Инестрав‑шестой» уже успел дать подтверждение – план операции признан разумным и подлежит исполнению в любые сроки на усмотрение командования Легиона. С тех пор прошло шесть субъективных часов, и не было нужды гадать – с учётом текущего лага декогеренции с ГД в пятьдесят две минуты, по времени «Небесного гостя» операция уже должна была длиться не меньше пяти часов.

Манипул «Катрад» так торопился сверстать свой грандиозный спасительный план, что не стал бы ждать ни минуты, в расчётный момент прибытия подтверждения машины Легиона уже должны были оказаться в воздухе. И если бы подтверждение опоздало, всё началось бы и вовсе без него, под ответственность капитанов.

В чём Кенстриджу и удалось незамедлительно убедиться. Стоило его служебному церебру добиться подключения к трансляции по прямому каналу, который согласно всем правилам был запущен орбитальной группировкой в момент начала первого огневого контакта. Штабы КГС кто‑то очень любезный попросил поделиться с Кенстриджем информацией. И он даже догадывался, кто.

Иногда прямая связь с Советом могла быть полезной, хотя обычно от этого ему были одни неприятности.

Канал работал на полной мощности, но её не хватало. Позволить себе стационарный орбитальный ретранслятор с базой, разнесённой в плоскости эклиптики, Легион не мог, орбитальная же группировка была слишком мала, чтобы поддерживать достаточную входящую мощность сигнала, так что в результате приходилось довольствоваться малым – тактикой отдельных Отрядов, переговорами офицеров и телеметрией с базовых наблюдательных станций.

Всё это с мучительной дотошностью Кенстридж вывел вокруг себя, и теперь кружил в этой информационной клетке, не умея из неё вырваться.

Он смотрел на безумно далёкую историю и не мог заставить себя поверить в то, что все эти люди уже могут быть мертвы, а он об этом узнает лишь долгих пятьдесят две минуты спустя.

Плечо Эрхаузе космологических инфлатонных полей было неумолимо. Субпространственные модулированные нейтринные пучки формально двигались вдоль соседних бран относительно «физики» с бесконечной скоростью, не подчиняясь обычным ограничениям на скорость светового пучка, но эта условная бесконечность упиралась в другой предел – темпоральной декогеренции. Фронт сигнала на межгалактических расстояниях вместе с метрикой пространства начинал «растягиваться» во времени поперёк несущего потока, так что приёмник мог начать достоверно считывать получаемую информацию лишь спустя определённое время, соответствующее полуволне Эрхаузе, тем большей, чем большее расстояние прошёл сигнал. При текущих взаимных положениях Сектора Сайриус ГС и Двадцать четвёртого Сектора ГД это плечо и составляло пятьдесят две проклятых минуты. Обмен сигналами занимал вдвое больше.

Это было сейчас равносильно просмотру хроники вековой давности. Кенстридж наблюдал, как колеблется вражеский фронт под ударами тяжёлых штурмовиков Легиона Ковальского, как стягиваются для контрударов боевые машины механоидов, как сбивает их слаженное взаимодействие шумовая завеса от спецсредств, как накрывает плацдармы средней дальности орбитальная группировка, получившая сегодня возможность хоть частично не стесняться в средствах, ограниченная главным образом требованиями к безопасному расстоянию от проникших глубоко на чужую территорию пилотируемых штурмовиков Легиона.

Кенстридж наблюдал за этим всем, как за танцем смерти, который разворачивался перед ним без возможности как‑то повлиять на его исход. И всё чаще слезящиеся от долгого напряжения глаза инвестигейтора косились на единственную беспросветно‑тёмную виртпанель.

В его мозгу свербела безответная мысль – а будь у него право и возможность прямо сейчас связаться с «Небесным гостем» и сказать… что он вообще мог сообщать Ковальскому такого, что стоило бы произнесения вслух?

Попытаться объяснить, зачем он и его ребята нужны Галактике? Напомнить, что Ковальский не один, что за него есть кому искать и находить ответы? Те самые ответы, которые не предназначались самому Ковальскому.

А может, его стоило бы предупредить? Раскрыть карты, сказать, что на его стороне работает могучий механизм разнообразных Галактических институтов во главе с Советом Вечных, и что его план уже не нужен, что можно отводить Легион, готовиться к худшему и беречь силы?

Кенстридж кисло ухмыльнулся.

Посмотри на этот театр военных действий, инвестигейтор. Всё идёт, как шло. В точности согласно плану. Никто не собирается сворачивать операцию.