Город для тебя

– Тогда ты понимаешь, что наша жизнь зависит не только от наших собственных предубеждений, – сказал Иван. – Не только мы сами отмеряем себе нашим умом условные границы, за которые якобы не можем выйти, как бы ни старались. Дескать, «я не нравлюсь женщинам», «мне всегда будет этого не хватать», «я просто от природы такой или такая»… и тому подобные ограничивающие убеждения. Но в плане «личной истории» здесь подразумевается не только это. Когда окружающие видят нас и знают, чем мы занимаемся, внутри них самих также создаётся определённый образ каждого из нас. К примеру: «вот этот Дима много читает», «у этой Юли много поклонников», «этот Саша хорошо играет на гитаре» – и так далее.

– В итоге создаётся коллективный образ каждого конкретного человека! – догадался я.

– Верно, – подтвердил Иван, – и этот образ – привлекательный он или нет – ещё сильнее программирует нас на то, чтобы продолжать привычную жизнь. Мы сами перестаём ждать от себя чего‑то нового.

– Это как… если весь мир начнёт считать тебя бараном, – то ты однажды заблеешь?

– Да, что‑то в этом роде, – от моего, как мне казалось, весьма забавного примера Звонимиров даже не улыбнулся. – Так вот, в своё время я сумел стереть свою личную историю. А затем помог Оле сделать то же самое. С тех пор в полиции просто забыли, кто она такая.

– А как стирается эта личная история? – данная тема меня по‑настоящему заинтересовала.

– Во‑первых, ты избавляешься от своих слабостей – по алгоритму, который я напомню тебе в дальнейшем.

– Напомнишь? – я не понял, почему Звонимиров употребил именно это конкретное слово.

– Да, Дима, ты уже с ним знаком, – слегка улыбнулся Иван. – Просто начнёшь практиковать его более активно. А во‑вторых, чтобы стереть эту самую личную историю, надо поменьше рассказывать людям о том, что ты делаешь. Нужно, чтобы для окружающих твоя жизнь стала как бы уходить в туман. Она не должна быть настолько прозрачной, как люди к этому привыкли. И тогда ты постепенно начнёшь становиться для общества непостижимым…

«Уж не собирается ли он в скором времени начать разрушение социальных сетей? – при этой мысли по моей спине побежали мурашки. – Ведь это как раз то, что цементирует наши личные истории!»

– Я не собираюсь ничего разрушать, – ответил на мои мысли Звонимиров, к чему я уже начал постепенно привыкать. – Я собираюсь дать людям выбор. И если они услышат, – а услышат нас сегодня не десять человек, как в прошлый раз, а тысячи, – то им будет из чего выбирать. Кто‑то оставит и соцсети – не сомневайся в этом. Этим людям просто надоест, что их кто‑то постоянно разглядывает под микроскопом, словно насекомых.

– Создатели соцсетей?

– Да.

– То есть о прежней Оле Римской – до чистки её личной истории – теперь мало кто помнит? – спросил я.

– Практически никто. Разве что у Хозяина с Матерью вечно хранятся несгораемые архивы на всех нас.

Слово «несгораемые» как‑то резануло мне слух. Но в целом меня устроило то, как Иван объяснил мне причину их с Олей неуловимости. На тот момент устроило…

– А Виктор? – вспомнил я о суровом биологе. – Он стёр свою личную историю?

– С ним пока что дела обстоят сложнее, – признался Звонимиров. – Но и с Правиным я продолжу работать. Однако об этом человеке мы поговорим с тобой в другой раз.

Что ж, читатель, в произведении мы плавно приближаемся к развязке, а я зачитаю стих, который написал в тюремной камере для Виктора.

 

Один мой друг стал очень зол,

Когда со злом решил сражаться.

В его душе гнев дом обрёл –

И вон не хочет убираться.

 

И злится на себя мой друг,

Что добрым быть теперь не может. Гневят его и все вокруг,

А он становится всё строже.

 

Отныне жизнь его – борьба:

С самим собой, со злом, с другими. Но в сердце тихая мольба:

«Попробуй их принять ЛЮБЫМИ».

 

Ведь так уж объективно зло?

Иль это просто взгляд твой мрачный? И в ярость снова привело,

Что принял за беду удачу?

 

«Отношения» Ольги с диджеем в это время стремительно развивались. Вот он снова заулыбался. Ещё буквально через пару минут он пустил её за свой пульт; ещё минуты через три я увидел на голове Римской диджейские наушники. Очевидно, диск‑жокей решил продемонстрировать Оле какую‑то свою музыку – не ту, которая гремела в это время на огромном танцполе. Я понимал, что скоро в ход пойдёт та самая флешка…

Звонимиров вдруг встал с дивана. Я увидел, что и Правин появился в поле моего зрения – недалеко от длиннющей барной стойки. В этот момент я своим соколиным зрением разглядел, как Римская воткнула флешку в компьютер диджея. Буквально через несколько секунд Иван уже стоял напротив Ольги и «жертвы» её флирта. Бородатый диск‑жокей улыбался Звонимирову вполне искренне. Через какое‑то время Римская увела диджея за столик, а Иван оказался за пультом один. Выглядел он там, надо сказать, вполне органично. По крайней мере, ни у кого – ни у толпы посетителей, ни у охранников, ни у обслуживающего персонала – не возникло ощущения, что за пультом стоял кто‑то «левый». И теперь я уже прекрасно понимал, почему.

Какое‑то время Иван позволил поиграть танцевальным «шедеврам», поставленным бородачом, а затем запустил аудиозапись с флешки…

Эта музыка была другой, нежели недавно сыгранная Правиным. Я сразу же осознал безсмысленность словесного толкования подобных произведений. Я просто чувствовал эту музыку – и видел, как чувствуют её остальные. Даже здесь, в этом, можно сказать, вертепе.

Люди на танцполе сразу же прекратили танцевать. Как заворожённые, они стояли и слушали этот необыкновенный музыкальный язык. И он сказал им всем об одном и том же: какое же это чудо – соединение двух Великих Начал, Мужского и Женского! Этот священный союз – сама основа Мироздания. Активность и пассивность, субъект и объект, воспринимающий и воспринимаемое – без этих пар противоположностей не было бы самой Жизни!