Город для тебя

А ведь начиналось всё как в самой что ни на есть волшебной сказке! И сколько феноменов, которые я бы раньше непременно назвал чудесами, я лицезрел за какие‑то неполные двое суток! Я поистине встретил волшебника. И в те дни никто и ничто не смогло бы меня разуверить в том, что волшебник этот добрый.

 

Седьмое августа

 

На следующее утро мне пришло первое в жизни сообщение от Оли Римской. Я понимал, что мой номер ей дал Звонимиров. Конечно, я был этому рад. Девушка‑хакер прислала мне скриншоты из соцсетей. Там были запечатлены статусы многих из гостей вчерашнего дня рождения. К примеру, Катя Опекунцева написала следующее: «Хочешь изменить мир – начни с себя!» Для неё это уже было маленькой победой. Юрий Успехов опубликовал следующий статус: «В жизни важнее всего не успех. Важнее – смысл этой жизни». Что же, и он кое‑что осознал после вчерашнего. Приличный же пока молчал.

Конечно, причиной столь разительных перемен явилась «объективная» музыка. Та самая, которую Правин исполнил на своей гитаре для собравшихся. Что и говорить, эта музыка всех задела за живое. Слово «живое» здесь главное. Со временем до меня дошёл смысл фразы Звонимирова о том, что соавторами этой музыки были те самые Хозяин и Мать. Но до этого открытия мне ещё предстояло пережить много всего: наши – с моими новыми соратниками – провокации, потрясшие весь город; ощущение безпомощности от того, что я не сдюжил в самый ответственный момент; подозрение, что меня оставили те, кому я начал доверять, как самому себе… Наконец, мне предстояло вынести допросы Гараниной. Впрочем, в какой‑то момент мои разговоры с Ниной придали всей этой череде событий совершенно неожиданный поворот. И произошло это каким‑то непостижимым, как поначалу казалось, образом. А пока же мы готовили ещё одну – и более масштабную – «акцию просветления».

Звонимиров предложил начать с «низов». Он сказал, что пока человечество относится к сексуальной энергии настолько безрассудно, исправления ситуации ждать не приходится. Причины многих преступлений, по его словам, лежали именно в этой сфере – пусть для многих это утверждение и прозвучало бы странно. И мы отправились туда, где с сексуальной энергией людей действительно творилось чёрти что.

Я должен отметить, что в ту ночь я собственными глазами увидел, на что был способен Звонимиров! И после случившегося я потом очень часто вспоминал один эпизод из книги «В поисках чудесного» Петра Демьяновича Успенского.

Писатель рассказывал, как однажды они провожали своего учителя Георгия Гурджиева на железнодорожном вокзале. Во время разговора с Гурджиевым на перроне никто из учеников не замечал ничего экстраординарного: учитель вёл себя как обычно – во вполне привычной для его учеников манере. Когда же Георгий Иванович зашёл в вагон и подошёл к окну своего купе – ученики были поражены!

Вот как писал об этом сам Успенский [12, с. 407]: «Он стал другим! В окне мы увидели совершенно другого человека, не того, который вошёл в вагон. Он изменился за несколько секунд. Трудно сказать, в чём заключалась разница; но на платформе он выглядел обыкновенным человеком, как любой другой; а из окна на нас смотрел человек совсем иного порядка, с исключительной важностью и достоинством в каждом взгляде, в каждом движении, как будто он внезапно стал наследным принцем или государственным деятелем какого‑то неизвестного государства, куда мы его провожали».

Что ж, вскоре и мне довелось столкнуться с чем‑то подобным.

Дело было седьмого августа, буквально спустя сутки после дня рождения Звонимирова. Только в студенческие годы мне доводилось посещать ночные клубы две ночи кряду. Но теперь мои походы туда совершались с важной целью – и были безконечно далеки по своему содержанию от тех молодёжных праздношатаний.

Расположенный в новейшем гигантском небоскрёбе клуб открыл нам свои двери. Здесь «благоухала» непонятно откуда взявшаяся на северо‑западе России атмосфера невадского Лас‑Вегаса. Этот клуб можно было назвать «клубом грехов» – по вышеприведённой аналогии – либо, как часто изъяснялся Правин, – «гнойной язвой на теле России». Что касается внутреннего устройства заведения, то «грехи» здесь выстраивались в последовательную шеренгу: от относительно безобидного бара с дорогим алкоголем, расположенным недалеко от входа, до свингер‑клуба в самом конце гигантского заведения. Посредине – танцпол (с, разумеется, трезвыми танцующими), далее – десяток приватных комнат (для, разумеется, духовных бесед), и уже совсем близко к свингерской территории – островок азартных игр (вполне себе обитаемый, – но после него голодная смерть отнюдь не была фантастикой).

Мы пришли туда вчетвером. Даже Правин, ненавидевший ночные клубы лютой ненавистью, наступил своей (субъективной) песне на горло – и оделся так, чтобы пройти фэйсконтроль без «поручительства» Ивана. Виктор помыл свои – нередко засаленные – волосы, надел деловые брюки и белоснежную рубашку, вместо потёртых кедов обул начищенные до блеска чёрные лакированные туфли.

Римская же сегодня выглядела как настоящая леди. Она надела чёрное облегающее атласное платье с асимметричным лифом, переходившим в одну широкую бретель на плече; прямая юбка платья с разрезом и небольшим шлейфом была собрана в складки на бедре.

– Приходится стараться, чтобы диджей сегодня обратил на меня внимание, – улыбаясь, Ольга прокомментировала броскость своего наряда, попивая при этом только что принесённый официантом свежевыжатый ананасовый сок.

Услышав это заявление, Правин нахмурился. Да, он прекрасно понимал, для чего мы все были здесь. Однако Оля очень нравилась ему – пусть это и было невзаимно. И мысль о том, что сегодня ей придётся (пусть и ради общего дела) охмурять диджея – полноватого чернобородого парня за пультом – бередила Виктору душу.

Сегодня мы решили обойтись без хакерства. Ситуация позволяла провернуть всё банально – с помощью воткнутой в компьютер диджея флешки. И в этот день мы не хотели никуда торопиться. Ну, пожалуй, за исключением Правина. К его неприятным впечатлениям в эту ночь – помимо необходимости прийти в этот, как он выражался, «гадюшник» – теперь прибавилась боль от созерцания того, как нравившаяся ему девушка флиртовала с другим. Поэтому Виктор ушёл в уголок, где было максимально тихо, – и до «момента икс» никто из нас его более не видел.

Нам же с Иваном предстояло многое обсудить. Мы уселись за столик, заблаговременно заказанный, и я, попивая апельсиновый сок, сказал своему новому знакомому:

– Иван, я теперь, кажется, понял, почему Виктор с вами. Его знание биологии, наверное, как‑то помогает вам в написании «объективной» музыки.

– Скажу честно, Дима: именно писать «объективные» произведения Витя пока что не научился. Но он на пути к этому. Именно сочинять такую музыку пока удаётся только мне: ведь только я имею возможность иногда связываться с Хозяином и Матерью. Да, они и в этом деле тоже асы! Хотя мыслишь ты в верном направлении: в нашей команде нужны не только хакеры и экстрасенсы, но и естественники тоже. Те, кто любит Природу и прилежно изучает её законы.

Я интуитивно чувствовал, что прямо сейчас допытываться у Ивана про Мать и Хозяина было несвоевременно. Поэтому я сказал следующее:

– По поводу наличия в команде экстрасенса, хакера и естественника у меня теперь вопросов нет. Но скажи, Иван: для чего вам я?

Звонимиров чуть снисходительно улыбнулся, после чего ответил: