Хозяева плоской Земли. Путеводная симфония
Мы перенесли кожаное полотнище на дневной свет и обнаружили, что рисунок на нём вовсе не нарисован, а тщательно вышит, что опять же должно было доказывать его важность. При этом выглядел он ничуть не более понятно, чем значки на стенах. Посреди пространства кожи было вышито большое кольцо. Внешняя его сторона казалась почти идеально круглой, тогда как внутренняя была сплошь в мелких зазубринах. Четыре точно таких же, только гораздо меньше, были вышиты ближе к краям. Внутри колец автор разместил нечто, что моему больному воображению живо напомнило собачьи фекалии. Несмотря на разницу в размерах, при желании можно было убедиться в том, что расположение «фекалий» относительно друг друга подозрительно схожее. Тут я лишний раз смог убедиться в том, что одни и те же вещи вызывают у разных людей разные ассоциации, иногда просто противоположные.
– Скатерть‑самобранка, – сказала Василика. – Если вам станет голодно или скучно, расстелите перед собой и представьте, что это тарелки с едой.
– Похоже, – с сомнением согласился Бьярки. – Скатерть для застолья на том свете.
Мы с Лукасом промолчали. Не могу сказать, что я был разочарован содержимым саркофага. Скелет с двумя головами и шестью руками в два человеческих роста длиной был бы, конечно, куда предпочтительнее железной гирлянды и куска кожи, но что есть, то есть. Оставалось лишь решить, как со всем этим сомнительным богатством поступить. Поскольку мои спутники по умолчанию были здесь хозяевами, я на правах скромного гостя поинтересовался их мнением. Бьярки и Лукас переглянулись. Василика посмотрела на меня с вызовом и в свою очередь спросила:
– А какие планы у тебя?
– Не знаю, но думаю, что здесь всё это точно оставлять не стоит. С пещерами, саркофагом и крышкой ничего не произойдёт, а вот странные украшения для великана и картинка на коже непогоду долго не переживут. Либо положить их обратно, где взяли, и закрыть, либо…
– Нет, Тим, мы эти штуковины нашли, теперь они наши, никуда обратно мы их убирать не должны и не будем, – уверенно заявила девушка, глядя на отца и ища поддержки. – Раз этот свёрток был там, значит, он важный и для чего‑то нужный. Если мы пока не понимаем, что это и зачем, не страшно, разберёмся как‑нибудь. Я думаю, твоим туристам и так будет на что здесь посмотреть.
– Надеюсь…
Я действительно надеялся на то, что это лишь начало долгой и интересной истории. Знал бы я тогда, чем оно обернётся, пожалуй, побросал бы всё и трусливо сбежал домой. Но кому же дано прозревать будущее наперёд? И даже те, кто говорят, будто могут это делать, я уверен, никогда до конца не уверены в своих предвидениях.
Бьярки взвалил странное ожерелье на плечо, я свернул и сунул подмышку шкуру, и мы задумчиво отправились восвояси. Перед этим я, к счастью, спохватился, что у меня в сумке лежит позабытый старенький фотоаппарат – пентаконовская Praktica[1] – без вспышки, но зато заряженная слайдовой плёнкой, и сделал несколько кадров, увековечивших пещеру, лучи с потолка, круглый прудец и полуоткрытый саркофаг.
Погода между тем снова начала портиться. Облака сомкнулись в серую мглу, заметно потемнело, где‑то вдали мерещились раскаты грома. По дороге мы продолжали оживлённо обсуждать увиденное и делиться догадками. Лукас сказал, что нашим находкам никак не меньше тысячи лет.
– А почему не полторы? – рассмеялась Василика.
– Или не миллион? – поддержал её я.
– Может, и миллион, – нахмурился Лукас, отчего всем стало понятно, что для него цифра в тысячу лет не более чем синоним понятия «очень давно» и никакого отношения не имеет к датировке.
– Единственное, что способно пролить свет на происхождение надписей и гроба, – сказал Бьярки, – это предметный разговор со старожилами. Хотя я подозреваю, что если бы они чего‑то эдакое когда‑то слышали, мы бы наверняка об этом сегодня знали.
– Я с ними поговорю, – откликнулся я. – Мне не впервой. Ведь не может же у такого необычного места не быть своей истории. Просто удивительно, что никто не нашёл её до нас… в смысле, до вас. А что, неужели никаких слухов про этот остров по Рару не ходит?
– Слухов ходит много, – согласился Бьярки, – но именно что слухов. Если кому по жизни что мерещится, так померещиться может и в собственном нужнике, ни на какой остров плыть не надо. Скажи, Лукас.
– А я тут при чём? Тиму лучше всего с Уитни поговорить, я так считаю. Если кто чего и ведает, то точно она.
– А она ещё жива?
– Жива, куда ей деться! В прошлом месяце её своими глазами видел на рынке. Капусту покупала, кажись. Горбится, сутулится, уже обратно в землю растёт, а ничего ей не делается. Ещё того и гляди нас переживёт.
Из услышанного я понял, что речь идёт о старушке, которую они оба знают, но которая обитает не в их деревне. Что ж, время у меня есть, повод тоже – отчего бы не наведаться ещё к кому‑нибудь в гости?
– Это вы случайно не про ту Уитни, про ту колдунью, которая на маму порчу навела? – встрепенулась тем временем Василика. Она шла рядом со мной, и я почувствовал, как дрогнул её голос. – Мне бабушка говорила…
– Глупости всё это, – отрезал Бьярки. – Колдунья она, может, и колдунья, но к нам никакого отношения не имеет. Бедняга Шинейд отравилась грибами, ты же знаешь.
[1] Имеется в виду продукция компании Pentacon, создавшей первый зеркальный фотоаппарат ещё в 1896 году, правда, тогда она называлась Richard Huetting & Sohn.
