Хозяева плоской Земли. Путеводная симфония

Уитни подняла на нас взгляд своих глубоко сидящих недобрых глаз, и мне показалось, что я впервые вижу в них нечто вроде растерянности.

– Какой саркофаг?

– Большой каменный гроб, – пустилась в объяснения Василика, не осознав, что происходит. – Нам удалось поднять на нём крышку. Мы там нашли свёрток, в котором…

– Вы не знали про саркофаг? – прервал я её. – Когда вы там были последний раз?

– Я была там всего однажды, – призналась старуха, собираясь с мыслями. – Пожалуй… пожалуй что никак не меньше лет пятидесяти назад. Давненько, да, страшно вспомнить.

– И вы видели пруд в центре, видели знаки на стенах, но саркофага не помните?

– Не помню.

– Он там в нише стоит. Большой, не заметить трудно.

– Нет, ничего не могу сказать, – вздохнула Уитни, и на лице её промелькнула виноватая улыбка. – А что вы в нём нашли?

– Старую шкуру какого‑то животного, – опередил я мою спутницу. – С вышивкой. Больше ничего. Всё это довольно странно.

– Причём саркофаг был больше по размеру, чем все отверстия, которые вели в ту пещеру, – не сдержалась Василика. – Его либо прямо там выточили из камня, либо… – Она посмотрела на меня. – Либо подняли из пруда.

Тут мы увидели, как старуха смеётся. Она откинулась назад, задрала нос, судорожно схватилась за живот и начала беззвучно вздрагивать, надувая худые щёки. Мы терпеливо ждали. Я, признаться, чувствовал себя полнейшим идиотом, не знающим, как выпутаться из глупой ситуации, в которую по собственному почину угодил, а тем более как выпутаться из неё вместе с разделившей мою кампанию девушкой. Закончив смеяться, Уитни вытерла кулаками глаза, выпрямилась, насколько могла, и спросила:

– Неужели вы поверили моим сказкам?

– Сказка ложь, во лжи – намёк, – нашлась Василика.

– Это уж точно. Сплошные намёки. Ладно, будет. Я вам рассказала, что знала, а что я не знаю, то ко мне не относится. Надеюсь, теперь от твоих туристов на рынке отбоя не будет, да, Тим?

– Постараюсь.

– Уж постарайся! Приводи их ко мне, и я, глядишь, с тобой ещё чем поделюсь.

– Что она имела в виду под «поделюсь»? – обратился я за возможным разъяснением к Василике, когда мы шли обратно, разыскивая Лукаса с его повозкой. – Выручкой или сказками?

– Наверное, и тем, и другим. – Василика улыбнулась, и мне снова стало по себе. – Странная бабка. И разговор получился странным. Ты заметил, что никаких носков она не продавала?

– Сразу же. Но сейчас, когда я анализирую то, что мы услышали, по горячим следам, слушай… мне показалось или она, действительно, поначалу не обратила внимания на то, как ты её спросила?

– А как я её спросила?

– Ты сказала «Тим интересуется захоронением на Ибини». Захоронением! Она тогда даже бровью не повела и сразу смекнула, о чём речь. А потом взяла и зачем‑то сделала вид, будто ничего про саркофаг не знает. Это как понимать?

– Она тебе понравилась?

– Издеваешься?

– Вот и я думаю, что Марта вообще‑то была права, и ни на что путное мы и не должны были рассчитывать.

– Кое‑что мы всё‑таки раздобыли. – Я показал свой талисман, которым обвязал правое запястье. – «Пламя Тора», вот оно что, оказывается. Замечаешь подвох?

– В чём?

– Она говорит, будто понятия не имеет о саркофаге и о том, что в нём находилось, но при этом преспокойно изготавливает штуковины, в точности повторяющие то, что там лежало. Не кажется ли это тебе довольно странным совпадением?

– А ты прав! То‑то я подумала, почему ты перестал её про эту штуковину расспрашивать. – Василика разжала кулачок. Сейчас скомканная синяя полоска материи не производила впечатления чего‑то стоящего. – Выбросим?

Мне внезапно стало так жаль ни в чём не повинную ленточку, что я машинально остановил её руку. От неожиданности Василика замерла. Я осёкся. Она посмотрела на меня. Наши глаза были сейчас близко‑близко. Мне показалось, я чувствую её лёгкое дыхание. Взгляд девушки стал внимательным. Я не видел губ, но знал, что они рядом. Достаточно лишь…

– Боишься? – достиг моих ушей едва слышимый вопрос.

Вместо ответа я, не закрывая глаз, нежно‑нежно поцеловал её. Тёплые губы чуть отпрянули, но тут же вернулись, и мы замерли, не знаю, на секунду, на минуту или на час, упиваясь мгновением вечности и друг другом, забыв обо всём на свете и даже не пытаясь понять, что происходит. Наверное, так бывает перед смертью: предыдущая жизнь разом пролетает вереницей образов, и ты успеваешь осознать всё, что было в ней важного и осмысленного. Я увидел бабушку, увидел, как Кроули ведёт меня за руку к матери, увидел смеющегося отца, заплаканную сестру, Ингрид, лихо орудующую веслом в стремнине потока, увидел залитую таинственным светом пещеру с прудом посередине и очнулся.

– Боюсь, но не очень.

Василика тихо рассмеялась. Заглянула мне в глаза. Не знаю, что ей там удалось обнаружить, но теперь она сама нашла мои губы, и мгновение продолжилось, сменяясь ощутимым головокружением. Откуда‑то пришло понимание того, что так теперь может быть всегда, если я того пожелаю. И что это вовсе никакая не игра, всё это серьёзно, очень, серьёзнее и быть не может.

– Хочу тебя спросить, – сказал я.

– Спроси.

– Ты согласна?

– Согласна. – Она прищурилась. – А на что?

– Ты поедешь со мной?

– Если пригласишь.

– Приглашаю.

– Поеду.

– Правда?

– Правда.

– А отец?

– Он уже всё понял.

– Что?..

– Что поеду. Что согласна.

– Но…

– Говорю же, не бойся. Уитни с её талисманами и амулетами тут не при чём. Я же тоже кое‑что умею и кое‑что вижу.