Хозяин драконьей гряды
Гелла называла вчера их имена и немного рассказала о каждой, так что сейчас я была избавлена от угрозы попасть в неловкую ситуацию.
Дочери Габриэля походили друг на друга чертами лица, а вот масти и характеры у них отличались.
Старшей, Лин, недавно исполнилось пятнадцать.
Серьезная, стеснительная девочка, не знающая, куда деть неожиданно вытянувшиеся руки и ноги. Волосы каштановые, с красноватым отливом, на скулах веснушки, глаза цвета гречишного меда.
Лин постоянно краснела и смотрела на мир так, словно каждую минуту ожидала предательства. Недоверчивый, замкнутый, неуверенный в себе подросток.
Под ее взглядом мне стало неуютно, но не потому, что она мне не нравилась. А потому, что с удивлением и тревогой я узнала в ней себя.
Вторая по старшинству – Иви. Десять лет.
Егоза с острым носом и двумя жиденькими косичками, придающим ей сходство с Пеппи Длинныйчулок. Резкая, угловатая, с дерзким взглядом и языком. Комок сплошных противоречий, затевающий спор из‑за любой ерунды.
Она смотрела на меня исподлобья, как дикий зверек, и сопела, готовая в любой момент броситься в бой.
Третья – Мэй. Восемь лет. С таким же остреньким носом. Сразу видно, мать у этих двоих одна. От нее им достались темные волосы, темные и блестящие как маслины глаза и смуглая кожа.
Самой младшей, Би – почти четыре.
Живая, непоседливая и непосредственная девчушка, с пепельными кудряшками и золотыми глазами. Единственная, кто захлопал в ладоши и радостно запищал, когда я предложила разделить со мной завтрак.
Ей не пришлось предлагать дважды. Горничная принесла фарфоровый чайник и тарелочки с фруктами и медовыми плюшками. Би тут же схватила самую большую плюшку и засунула в рот.
Ее сестры чинно присели за чайный столик. Спины прямые, как палки, локти прижаты к бокам. Взгляды напряженные, настороженные. Ощущение, что они здесь только потому, что восприняли мое предложение как приказ и боятся ослушаться.
Только Мэй тихонько вздыхает, поглядывая на плюшки.
Ждет, пока я разрешу?
Я мысленно пнула себя. Если продолжу глазеть на них, никакого контакта не получится.
– Угощайтесь, – кивнула, стараясь не показать, что нервничаю не меньше, чем они. – Лин, будь добра, налей сестрам чаю. И если не трудно, подай чашечку мне.
Старшая вздрогнула, оторвала взгляд от тарелки с персиками и перевела на меня. В ее глазах плескалась растерянность.
Я поспешно добавила:
– Если не хочешь – не нужно. Я сама встану.
– Простите, льера, – прошептала девочка, пристыженно розовея. – Я немного задумалась.
Двигаясь скованно и неловко, она поднялась, разлила по фарфоровым чашкам золотистую ароматную жидкость. Взяла одну из них вместе с блюдцем и подошла ко мне. Личико у нее при этом было крайне сосредоточенным, даже губу закусила.
– Спасибо, – я улыбнулась, беря чашку из ее рук.
Случайно коснулась пальцев, и Лин дернулась. Горячий напиток выплеснулся на покрывало, прикрывающее мои ноги. На светло‑зеленом атласе образовалось пятно.
В глазах девочки всколыхнулся испуг.
– Простите… простите меня, – зашептала она, отступая. – Я нечаянно…
Да что такое с этим ребенком? Почему она так боится меня? То есть Аврору?
В голову закралась страшная мысль: что, если моя предшественница издевалась над ней? Старшая дочь нелюбимого супруга, рано потерявшая мать, пережившая двух мачех, которые тоже неизвестно как относились к ней. Да и отец, судя по тому, что я узнала, вниманием дочек не балует.
Остальные трое притихли, глядя на меня затравленно, будто мышки перед котом. Даже малышка Би, и та жевать перестала, застыла с таким видом, будто вот‑вот расплачется.
– Ничего, – я выдавила улыбку. – Все в порядке. Покрывало толстое, ты меня не обожгла, а пятно отстирается.
И, показывая, что не сержусь, поднесла чашку к губам.
На самом деле, это был не тот чай, к которому я привыкла, а отвар каких‑то трав. Мне удалось различить только ромашку и липу.
В полной тишине я успела сделать несколько маленьких глотков, когда раздался удивленный и несколько разочарованный голосок Мэй:
– Вы не будете наказывать Лин?
– А должна? – я перевела взгляд на нее.
– Ну… – девочка задумалась. – Да. Вы же всегда кричите, когда мы делаем что‑то не так. И требуете, чтобы нас наказали.
А вот это уже интересно.
Я кивнула Лин, а сама обратилась к ее сестре:
– И как же я должна наказать твою сестру за пролитый чай? Поставить в угол? Или запереть в чулане?
– Нет, – Мэй говорила абсолютно серьезно, – в прошлый раз вы сказали, что она уже взрослая для чулана. Это нас с Би можно закрыть.
– Вот как… А в чем она провинилась?
Лин помрачнела еще больше и уткнулась глазами в чашку, а Мэй с готовностью заявила:
– Не дала убить Звездочку. Вы с папой страшно ругались, мы спрятались в беседке, но слышали крики.
Час от часу не легче. Теперь еще какая‑то Звездочка на мою голову. И расспрашивать детей – это верный способ выдать себя и привлечь ненужное внимание. Нет, тут нужно действовать обходным маневром.
– Знаешь, я рада, что Звездочка осталась жива и здорова, – я ласково посмотрела на Лин.
– Спасибо, – еле слышно ответила девочка.
– Но летать она все равно никогда не будет! – встряла Иви. – У нее крылья сломаны!
И в ее тоне прозвучала мстительная прямолинейность.
Я решила, что Звездочка – это какая‑то птица. Дети часто тащат в дом бездомных животных. Тех же ворон с подбитым крылом. Сама грешила таким в младших классах, и каждый раз мать с брезгливой миной на лице выбрасывала за дверь моих неприглядных питомцев. Я плакала, а она отчитывала меня:
– Будешь жить отдельно – заводи себе хоть крокодила. А в моем доме этих блохастых тварей не будет!
Я долго тешила себя надеждой, что однажды у меня будет огромный дом, в котором найдется место всем «блохастым тварям». А повзрослев и уехав в Москву, окунулась в столичную жизнь и забыла о детской мечте.
Теперь, похоже, она собиралась меня догнать.
