Инферис

– Сочувствую вам, – отец покачал головой и продолжил: – В Библии было сказано «солнце померкнет»[10]. Матфея изображали ангелом, чьи вести не содержат ни капли лжи. Поэтому люди уверовали в конец света, раз именно тьма стала их вселенной. Их захлестнула волна погромов, краж, убийств.

– Вы считаете, что мсье Байрон предсказал произошедшее с нами? – спросил один из названых братьев отца, по глазам которого я поняла, что он знает, и знает гораздо больше, чем мы все, вместе взятые.

– Конечно, Патрик, – отец сухо улыбнулся. – Ведь у него есть такие строки: «Погасло солнце светлое, и звёзды скитались без цели и лучей. В пространстве вечном льдистая земля носилась слепо в воздухе безлунном». Ни в двадцатом, ни в двадцать первом веке подобного не происходило. Свидетельства всемирного потопа, который мог происходить во времена мсье Байрона, засекречены до сих пор. И хранятся они лучше информации о технологиях и производстве оружия. Возникает риторический вопрос: почему?

– Но сведения об Инферисе не сразу были обнародованы, – произнёс Марк. – Нам дали абстрактную картину произошедшего в духе: «упал астероид, всем прятаться под землю, так как могут сдвинуться плиты, и пойдёт волна». Голоса тех, кто пытался предостеречь, просто тонули во всеобщем сарказме. Как вы пережили этот период, мсье Ринальди?

– «То хаос смерти был, – папа начал цитировать стихотворение. – Озёра, реки и море – всё затихло. Ничто не шевелилось в бездне молчаливой. Безлюдные лежали корабли и гнили на недвижной, сонной влаге…» Я был в Париже, мой друг, вместе с дочерью. Мы успели добраться до Альп. Там было наше шато, которое я после катастрофы передал астрофизикам и климатологам. Мне казалось, я не зря оказался в тех местах, где мсье Байрон написал столь скорбное стихотворение.

– Я помню, что по новостям говорили, что движется астероид, – негромко произнесла Клара, – но уверяли, что его собьют и он изменит траекторию. Мол, нам ничего не грозит! Высмеивали учёных, считая их сумасшедшими, а потом я попыталась найти хоть одну запись этих передач в архивах, и…

– Разумеется, ничего не нашлось. Что и требовалось доказать, – сказал де Верн.

– Я такое тоже слышал, – произнёс второй названый брат отца, известный в Париже банкир, мсье Люго. – Но на всякий случай мы с женой оплатили место первого класса в бомбоубежище под островом Сите.

Я заметила, каким колючим стал взгляд Марка. Он стоял, прислонившись к стене и сложив руки на груди. Интересно, откуда этот человек? Мы с ним были детьми, когда упал Инферис. Он должен был запомнить больше чем я!

– Мой дядя высмеял меня за это, – со вздохом призналась Клара. – Называл нас с Христофором суетологами. Видел, как мы собираем продукты, и просил хотя бы детям не забивать голову этой чепухой. Но видите, как всё обернулось…

– Право же, мадам Монтрё, так думали практически все! Ведь сколько раз человечество стращали Судным днём? Сколько было сняло фильмов и написано книг? – отец развёл руками в стороны. – Но вместе с тем никто не знает, как нам жить дальше. Ни у кого нет апокалиптического опыта. Раз мы остались, то здесь можно винить, как и теорию вероятности, так и божий замысел.

– Природа решила вопрос с перенаселением, – заметил мсье Люго, – Она взяла и перетасовала нас как колоду карт, оставив только козыри.

Лицо Марка помрачнело. Он смотрел куда‑то перед собой и его мысли были далеко от нашей гостиной. Проекция огня не доходила до него, и он оставался в тени на фоне репродукции немецкого гобелена пятнадцатого века. Когда‑то отец привёз это полотнище из США, успев до закрытия границ. На тонкой ткани была изображена сцена из Страшного суда и проставлена наиболее вероятная дата пришествия Антихриста – 1651 год. Раньше я не обращала на этот гобелен должного внимания, но темневший перед ним силуэт гостя в этот момент показался зловещим.

– Хуже всего, когда от такого страдают дети, – отец покачал головой. – Тысячи невинных душ! Для меня до сих пор загадка, почему им тоже пришлось страдать. Я увёз Иоланду так быстро, как смог, потому что среди слуг уже началась паника. Многие, побросав всё, попросту сбежали. Когда я приехал, этот дом напоминал разворошенное осиное гнездо. До сих пор помню Иоланду в мятом платье, одиноко плачущую в столовой. Но я не могу судить тех людей, которые бежали, поддавшись инстинкту. В тот момент он был сильнее разума. Мы с моим водителем взяли всё самое ценное и покинули Париж. Я ничего не путаю?

Он испытующе смотрел на меня. Я покачала головой. Смутно помнила тот день, но до сих пор ощущала безотчётный страх, заходя в столовую. Даже тогда отец не прикоснулся ко мне. Не обнял и не взял за руку. А лишь велел утереть слёзы и садиться в ховеркар. Я долго чувствовала вину за то, что ему пришлось бросить свои дела и вернуться в Париж за мной. Казалось, что не будь меня, ему бы не пришлось пройти через различные лишения. Будучи подростком, я ходила к психоаналитику – он сказал, что я вытеснила в бессознательное события того дня. Не хотела больше вспоминать, как и смерть мамы от эпидемии гриппа. Вирус мутировал, а она только оправилась от серии простуд…

– Проводи нашего гостя, – послышался голос отца, и я отвлеклась от воспоминаний. Видела, как собравшиеся начинают расходиться.

– О‑о, я сам дойду, – Марк широко улыбнулся, показав крепкие белые зубы. – Пока ещё могу стоять на своих двоих. Вино у вас отменное, мсье Ринальди.

– Согласен, – отец подмигнул ему. – В моих погребах чёрт ногу сломит, но всегда найдётся бочонок превосходного бордо. Пускай Иоланда вас проводит. Завтра жду в офисе. Буду рад видеть вас в моей команде, Марк. Это доброе начало!

– Несомненно.

– Следуйте за мной, – произнесла я и, закусив нижнюю губу, поднялась. Чувствовала себя крайне неловко. Точно придётся извиняться за свою резкость!

Оказавшись на заднем дворе возле площадки для ховеркаров, мы какое‑то время стояли под лёгким тёплым ветром. Я заметила, как в очередной раз высаженные вдоль дорожки ели начали желтеть. На этой замусоренной земле в клубах пыли ничего не растёт! Только в зимнем саду, куда отец завёз чистую землю из разных концов света, не подвергшихся затоплению. Власти Парижа тратили массу средств на то, чтобы здесь хоть что‑то начало расти, но из всех саженцев выживали единицы…

– Мне понравился вечер, – серьёзным тоном произнёс Марк, засунув руки в карманы брюк. От наигранной простоты не осталось и следа. В густой черноте ночи я не видела выражения его лица. – Видно, что ваш отец любит вас и не даст в обиду, раз он подумал о том, чтобы спасти именно вас, а не ценные картины и предметы интерьера.

– Его все слишком уважают, чтобы рискнуть обидеть меня, – бросила я и, спохватившись, смягчилась. – Мне жаль, что я была резка с вами. Показалось, что вы провоцируете меня, поэтому и ответила необдуманно.

– А как же согласие на ужин?

– Я обещала, хотя вы мне не понравились, Марк.

– Как прямолинейно! Это почему же?

– Когда мы с Флавией подошли, то вы так посмотрели на меня, словно хотели свернуть мне шею. Я уже подумала, что обо мне ходит дурная слава в городе, и вы могли…