К морю

На помощь внезапной вспышкой света пришло воспоминание. Беззаботное детство, шумная набережная, брызги разбивающихся о бетон волн, маленькая ручка Сиэль – в большой надёжной руке отца. Ещё далеко до того дня, когда всё разрушится и годы разлуки сделают папу и дочку чужими людьми, ничего не знающими друг о друге. Ещё не нужно думать о том, как пережить предательство и заработать денег, зато можно забрасывать взрослых сотнями «почему». Лучше всего это делать с папой: он не из тех скучных людей, которые просят не задавать дурацких вопросов или читают лекцию с кучей непонятных слов. Папа отвечает так, как будто он сам ребёнок, который уже успел откуда‑то обо всём узнать.

«Папочка, почему море всегда волнуется?» – спрашивает Сиэль.

«Ну, понимаешь, дочь, – папа гладит подбородок двумя пальцами – он всегда так делает, когда задумывается, – вот устаёт человек от своих проблем, приносит их морю, и спокойно человеку становится. А море за него волнуется…»

«Бедное море, это же трудно! Ему можно помочь?»

«Волнуйся поменьше, – улыбается отец. Потом становится серьёзным и добавляет: – Вообще, морю важно, чтобы к нему приходили. Хоть с горем, хоть с радостью, оно всё примет и со всем справится. Ты за него не переживай, дочур. Оно гораздо нас всех сильнее. Главное – быть ему благодарными».

Теперь Сиэль больше не была ребёнком, но – может быть, в память об отце, каким он был тогда, – хранила в душе детскую веру. В то, что море – это не только километры воды, что оно живое: чувствует, слышит, говорит и волнуется не просто так, а за людей.

– Забери у меня эти мысли, – прошептала Сиэль, устремив взгляд к морю. – Я не хочу думать о том, что будет потом, я хочу быть счастливой сейчас.

Закрыть глаза и слушать шум волн. Забыть обо всём остальном, стоять и дышать в такт прибою – вдох‑выдох, вдох‑выдох, спокойно, медленно, полной грудью… У меня есть ещё несколько дней в мире, где один идёт за неделю! Прожить каждый, не теряя ни минуты, наслаждаясь каждым мгновением, быть здесь и сейчас, а что потом – то потом.

Сиэль почувствовала, как душа снова наполняется восторгом, а тело не может устоять на месте. И она побежала: вниз по лестнице, едва касаясь ногами ступенек; по холодному песку – к тёплому морю, ещё кажущемуся одним целым с небесами. Мир постепенно наполнялся утренним свечением, звёзды таяли в голубоватой дымке, а Сиэль бежала всё быстрее, и встречный ветер подхватывал и уносил в море все её страхи и печали.

Спустя полчаса из дома вышел Дьюван, одетый в спортивный костюм. Так же, как Сиэль, постоял на склоне, глядя на море и думая о своём. Потом спустился вниз и тоже побежал, но не с места в карьер, а постепенно набирая разгон. В отличие от Сиэль, Дьюван бежал не за чем‑то, что ждало впереди, а от того, что гналось по пятам – и, без сомнения, рано или поздно догнало бы. Поэтому он не спешил, но следил за дыханием и пульсом, ощущая, как разогреваются мышцы и пересыпается под ногами песок – одним словом, концентрировался на процессе, давая себе отдых от мыслей.

Сиэль, сидящую у самой воды, Дьюван заметил издалека и подумал, что лучше будет не нарушать её одиночества: наверняка в такой ранний час она пришла сюда именно за ним. Но только Дьюван собрался пересечь пляж, чтобы подняться на склон по одной из многочисленных крутых тропок и продолжить пробежку среди сосен, как Сиэль обернулась и заметила его. Она помахала ему рукой, и Дьюван подбежал поближе.

– Не помешаю? – спросил он, сбавляя шаг. – Нужна техническая остановка.

– Нет, конечно.

Дьюван опустился на землю и принялся развязывать шнурки беговых кроссовок.

– Бегать рано утром вдоль моря – это всё здорово и поэтично, да, – проговорил он. – Но приходится мириться с прозой жизни.

С этими словами Дьюван высыпал из кроссовкигорку песка и уныло посмотрел на приставшие к белому носку песчинки.

– Видимо, оно того стоит, раз ты всё–таки здесь, – заметила Сиэль.

– Да мне как‑то даже в голову не пришло, что в обуви такие дюны образуются, – Дьюван потряс второй кроссовкой. – Хотя это было предсказуемо.

– Песок не будет набиваться в обувь, если на тебе не будет обуви! – многозначительно произнесла Сиэль и тут же отвернулась, спрятав улыбку за чёлкой.

– А ты, я смотрю, познала жизнь, – улыбнулся Дьюван. Они помолчали. Дьюван понимал, что ему надо взять кроссовки, дойти до утоптанной тропинки и продолжить пробежку, но уходить совсем не хотелось. Хотелось смотреть на бледное, почти сливающееся с морем небо, зарываться ногами в сухой прохладный песок, и негромко переговариваться с Сиэль о чём‑нибудь незначительном. С Дьюваном редко случались такие разговоры: всё больше серьёзные, деловые, или же до пошлости обыденные. Непринуждённо поболтать так, чтобы согреться и не пожалеть о потраченном впустую времени, Дьюван мог, пожалуй, только с лучшим другом. А теперь ещё и с этой едва знакомой девушкой.

– Всегда так рано встаёшь? – спросил Дьюван.

– Настолько рано редко. То есть, я это люблю, но давным‑давно режим сбила так, что всё утро мимо меня проходит, – Сиэль машинально расправляла подол платья и улыбалась как‑то виновато, не глядя на собеседника. – А тут вот само получается. Когда в сказку попадаешь, не очень‑то хочется её на сон тратить.

– Понимаю, – кивнул Дьюван.

– И в том, чтобы встречать рассветы, своя какая‑то магия есть, – продолжала Сиэль. – У моря особенно.

Дьюван обернулся на поросшие лесом холмы, за которыми пряталась рассветная красота небесной палитры, и заметил:

– Тут на рассвет особо не полюбуешься.

Сиэль пожала плечами:

– Дело же не только в картинке, но и в общей атмосфере. Даже больше в ней, наверно. Конечно, жаль, что нельзя увидеть малинового диска у самого горизонта – он всегда такой красивый. Зато скоро золотые лучи будут на верхушках деревьев сидеть, и вон те облачка над морем зарумянятся, – и Сиэль с мечтательной улыбкой окинула взглядом сосны.

– Тебе бы книжки писать, – заметил Дьюван. – Здорово мир видишь, и описываешь красиво.

– А я пишу, – руки Сиэль продолжали теребить платье и просыпать сквозь пальцы горсти песка.

– О, тогда жду бестселлер! – Дьюван поднялся и отряхнул одежду. – Ладно, побегу я, а то скоро солнце припекать начнёт.

Он пересёк широкий пляж, поднялся на холм, приминая щекочущие ноги травинки, остановился, чтобы обуться, и посмотрел вниз. Там, у воды, словно балерина из музыкальной шкатулки, кружилась в танце белая фигурка Сиэль.

После завтрака Дьюван расположился в тканевом шезлонге в тени высоких кустов. В столовой нашлась стопка книг, и Дьюван выбрал незамысловатый роман, который теперь читал (вернее, больше просто бегал глазами по строчкам, занятый своими мыслями). Вдруг за зелёной оградой послышались голоса.

– Помочь тебе?

– Ты чего, это же моя работа, ты сюда так‑то отдыхать приехала!

– Да ладно тебе, я всё равно с тобой болтаю, надо же чем‑то руки занять.