Как спасти бумажного динозавра

Робин прилетает в половине четвёртого. И до этого – целая вечность. В холодильнике пусто, даже молока для кофе нет, поэтому идея завтракать дома заранее обречена на провал. Немного подумав, Марк идёт к метро. Проезд подорожал, кстати. А на карте – глобальные и не до конца понятные изменения. Там соседний Измайловский парк превратился в Партизанскую, Электрозаводская закрыта полностью, а на севере, кажется, появились новые станции и ветки.

Московское метро – очень приятное место, особенно после лондонского. Здесь всегда хватает воздуха, потолки не лежат на головах у пассажиров. Красиво. Вагон новый, просторный, светлый и практически пустой – утренний час пик давно закончился, все, кто хотел добраться до офисов, уже там. Марк прислоняется к двери, к которой прислоняться запрещено, и с любопытством разглядывает пассажиров. Рыженькая девушка с большим чемоданом пытается подавить улыбку. В отпуск? К любимому? К друзьям? Марк не знает, но ему приятно видеть чужую радость.

Девушка замечает его внимание, смущается. Марк отвечает улыбкой и переводит взгляд на двух женщин с пухлыми сумками из кожзама и в париках, призванных имитировать стильные пышные причёски. Женщинам заметно за шестьдесят, и этот возраст им идёт – позволяет свободно болтать о своём, хохотать, ворчать. Они точно хорошие подруги, и им предстоит очень приятный день в Москве.

На сидениях у задней стенки вагона сидит замученная мама и двое мальчишек‑близнецов. Им года, наверное, по три, и это сущий ад. Они не капризничают и не хнычут, но пониже спины обоим вставили пропеллеры. Если они не пытаются убежать от матери, то лезут на сидение с ногами или пробуют поручни на вкус.

До матери доходит, что надо было выйти ещё на прошлой станции. Наверное, они собираются в парк. Она подскакивает, хватает мальчишек за руки и тянет к дверям. Двери открываются, и семья перебегает на другую сторону.

Марк провожает их всех взглядом, пока может.

Он выходит на Курской, помогает рыжей девушке вытащить огромный чемодан и желает хорошей дороги. Отвлекается, теряет бдительность – и его тут же пытаются снести, чувствительно наступают на ногу. На автомате он бормочет: «Sorry!»

И смеётся сам над собой.

Незадолго до отъезда из Москвы он нашёл завтрак своей мечты. И, хотя живот уже подводит от голода, он хочет проверить, как поживает мечта.

На Земляном валу, возле Курской, две «Шоколадницы». Посмотришь – совершенно одинаковые, сеть‑то одна. Но секрет в том, что вкусная только та, что со стороны метро. А в другой то кофе холодный, то официант нахамит, то заказ перепутают.

Так было два года назад.

Марк не хочет рисковать и узнавать, стала ли ситуация лучше. Он почти сворачивает в сторону вожделенного завтрака, но вдруг вспоминает ещё об одном месте.

Совсем рядом. Глупо не заглянуть, правда?

Вокруг вокзала та же сутолока, что и всегда. Кажется, даже попрошайки остались те же самые, Марк узнаёт лица и увечья. Пахнет людьми, сомнительного качества выпечкой и вокзалом. Такой особый запах, который ни с чем не спутать. Тёплый, пыльный, горьковатый.

Становится жарко.

Обойдя вокзал, Марк поднимается по узкой шаткой лестнице и распахивает неприметную грязно‑коричневую дверь.

Внутри прохладно и темно.

У магазинчика крошечная вывеска, на она особо и не нужна. Всё равно сюда ходят только свои, а им и без вывески понятно, что к чему. Марк протискивается между полок, касаясь кончиками пальцев книжных корешков. Вспоминает, как однажды этот букинистический магазинчик испортил ему свидание. Девушка сказала, что обожает читать. И книги. Потом оказалось – только те, что в глянцевых новеньких обложках, а ещё лучше – блокнотики и закладочки.

Марку нужна одна книга. Не пять, не семь, не четыре коробки (он себя знает). Всего одна – почитать за завтраком и по дороге к Робин.

Совсем не хочется переводов. И это единственная причина, по которой он решительно поворачивается спиной к многотомнику Стейнбека в отличном состоянии – чёрные корешки манят. Он убеждает себя, что в любом случае не готов тащить столько в аэропорт.

В этом магазинчике можно остаться надолго, но Марку везёт – он натыкается на разрозненные одиночные книги из советских изданий и выцепляет оттуда бежево‑коричневый седьмой том Пушкина. У Марка были все шестнадцать, вообще‑то. Были – пока именно седьмой том с пьесами не позаимствовала очередная институтская любовь.

Любовь прошла, книжка не вернулась. И ему приятно теперь, спустя… сколько? шесть лет? снова держать её в руках.

У него есть «Маленькие трагедии», хороший кофе, который в Лондоне днём с огнём не сыщешь, и блинчики, политые лучшим в мире сливочным соусом. Он счастлив.

Но ему почему‑то страшно думать о Робин.

Он пытается представить её в московских декорациях, и раз за разом терпит поражение. Как будто картинка не складывается, что‑то лишнее, чего‑то недостаёт. Возможно, не хватает её лица. Они расстались позавчера, но там словно был какой‑то другой Марк. Этот Робин не знает, и знакомство его пугает.

Волнение нарастает, чем ближе он к аэропорту. Уже не хочется наблюдать за людьми, да и Пушкин не идёт. Мурашки пробегают по позвоночнику, а в животе неприятно крутит.

Аэропорт полон людей. Конечно, наступило лето, сезон отпусков. Через месяц вообще будет не протолкнуться.

Рейс Робин прибывает без опозданий, и волнение становится едва выносимым. Робин не писала, не звонила. Может, передумала? Он хочет и не хочет этого.

Ждёт вместе с другими – мужьями, жёнами, друзьями, родителями, детьми. Самый глупый из возможных страхов подкрадывается внезапно: что, если он её не узнает? Нелепо, конечно, немыслимо. И всё‑таки он думает об этом несколько минут под объявления об отправлениях, прибытиях и задержках рейсов, доносящихся из‑под потолка.

А потом видит Робин, и все сомнения и страхи разлетаются в труху. Робин с чемоданом, чёрным и довольно вместительным. Ради поездки она изменила любимым костюмам, на ней джинсы, свободная белая футболка и джинсовая же куртка. На ногах – белые кеды.

Она подходит, кладёт Марку одну руку на плечо, смотрит в глаза и быстро целует в губы. Тут же отстраняется и требует:

– Ну, покажи мне свою Москву.

У неё блестят глаза, она пахнет цитрусом и дорогой. Марк забирает тяжёлый чемодан и уже планирует звонить в такси, но Робин сообщает:

– Где‑то здесь есть пункт аренды автомобилей. Меня там уже ждут.

– Ты собираешься водить в Москве?!

– Ну, не пешком же ходить…

Марк судорожно соображает, где дорожная ситуация хуже. Решает, что всё же Лондон поприятнее. Кроме того, Робин ведь привыкла к левостороннему движению…

– О, расслабься, я спокойно водила во Франции и в Штатах! – будто угадывает она его сомнения. – Ничто не может быть хуже Нью‑Йорка.