Клошар

– Дима, привет! Твои съёмочки все на завтра перенесли, на первую половину дня. Подойди к менеджерам, потом ко мне зайди, – мимоходом выдала мне высокая статная женщина в роговых очках. И тут же скрылась в кабинете с грозной табличкой «Главный редактор».

Редакция занимала целый этаж, и я побрёл выискивать место, где базировались менеджеры.

– Дима! – окликнула меня симпатичная рыжая девушка, сидящая за столом у окна.

Я подошёл к ней и сразу же вспомнил, что это Света – менеджер по рекламе.

– Дим, надо завтра в Академгородок сгонять, по нескольким НИИ пройтись, отснять «голов». Я тебе списочек тут подготовила, – затараторила Света.

Головами назывались портреты газетного формата, и это я тоже откуда‑то знал.

Света продолжила:

– После обеда отдыхай, а вечером на концертик – «Чиж и… Ко».

– Вот это бонус! И часто мне надо будет на концертах снимать?

– Часто, Дим. И у тебя на все концерты свободный вход, во все городские клубы. Две фоточки с выступления приноси. И статью, если пишущего напарника не будет. Это мы тебе отдельно оплатим.

– Отлично! Ладно, спасибо, Светик, я к главному!

– К главной, – саркастично поправила Света, – удачи, Дим.

 

«Главный редактор Галина Ивановна Светлова» – прочитал я на двери. Тихонько постучав, вошёл в кабинет.

Галина Ивановна, та самая женщина в роговых очках, сидела за огромным столом, стоящим в самом центре.

– Так, Дима, – начала она без предисловий, – то, что ты любишь поспать по утрам, это понятно. Все любят. Мы поступим просто: все съёмки будем планировать тебе на вторую половину дня и вечер. В выходные, надеюсь, не откажешься поработать, если понадобится? Мы идём тебе навстречу, ты – нам. Вижу, что мы сработаемся. Наша газета – это одна семья. Секта, если хочешь. Всё, что происходит внутри, – происходит только внутри. Думаю, ты меня понял и тебя всё устраивает. Иди.

– Всё устраивает, Галина Ивановна, спасибо, – улыбнулся я.

 

Меня действительно всё более чем устраивало. «Не, я всё‑таки реально сплю, иначе откуда эта работа мечты?» – думал я, выходя из кабинета главреда.

– И на дедлайне в восемнадцать ноль‑ноль быть обязательно каждый день! – раздался у меня за спиной голос Галины Ивановны.

– Да, конечно! – отреагировал я и бодро двинул к выходу из редакции.

 

Ленка

 

В импровизированной кухне, занимавшей часть нашей микро‑прихожей, стояла Ленка в накинутой на голое тело мужской клетчатой рубашке и жарила картошку с луком. Я подошёл сзади и обнял её, запустив руки под рубашку.

– Ой‑ой‑ой, холоднющие какие, – заверещала она.

– Лееен, какая же ты классная! – произнёс я, ощутив под ладонями мягкую упругую грудь не менее чем третьего размера.

– Только сейчас это понял? – игриво спросила Ленка.

– С тобой всегда как в первый раз.

Она резко развернулась в моих руках и строго посмотрела мне в глаза:

– Какой‑то ты странный в последнее время. Ведёшь себя, как будто всё хорошо, – сказала она недоверчиво. И тут же поцеловала меня в губы.

– А что плохого‑то, Лен?

– Да погляди в каком говне мы живём. Дом – двенадцатиметровая гостинка. Еда – картоха с луком.

– Но зато мы вместе, Лен.

– Ты, малыш, романтичный, но не практичный. А я хочу, чтобы всё как у людей: у меня – квартира просторная, а у мужика – зарплата достойная.

Ленка засмеялась и легонько укусила меня за нижнюю губу.

– Ну я, вообще‑то, один у нас работаю.

– Дим, так нормальные мужики не говорят.

– А как они говорят?

– Они говорят: «Дорогая, выпей немного вина».

Мы вместе засмеялись.

 

Прошло два месяца со дня моей амнезии. Поначалу я даже собирался сходить к психологу, но потом подумал: «А зачем? Я же всех помню». И визит в клинику отменился как‑то сам собой. Каждый день я мотался по городу с заданиями от газеты, а по выходным – снимал на концертах и писал небольшие статьи о музыкантах. Ленка же либо сидела дома, либо ходила бесплатно фотографировать каких‑нибудь девочек. Тем не менее, мне нравилась эта наша рутинная, монотонная жизнь – было в этом во всём что‑то медитативное. К ночи я возвращался домой, а там ждала она – в халатике или без. Мы ужинали, занимались сексом, потом болтали, лёжа под огромным пуховым одеялом, и в обнимку засыпали. А наутро всё повторялось сначала.

 

– Ленк, а почему тебя Леной назвали? – как‑то спросил я, когда мы в очередной раз валялись в постели, болтая ни о чём.

– В честь реки Лены, – не задумываясь, ответила она.

– Серьёзно?

– Конечно. Родилась бы пацаном – была бы Енисеем. Решал отец, у остальных членов семьи права голоса не было.

– Сурово. Святая Сибирь и её дети.

– Папа туризмом увлекался, водником был, сплавлялся… – Ленкин голос дрогнул, – реки, пороги…

– Что‑то случилось?

– Погиб на порогах, утонул, – Ленка грустно посмотрела на меня.

– Лен, я думаю это очень достойно – жить и умереть, занимаясь любимым делом. Он сделал такой выбор.

– Дима, он ушёл, а я осталась. Он не видел моего выпускного, моего первого парня, и детей моих не увидит, если они у меня будут. Он сделал плохой выбор.

– Да, Лен, но это его выбор, согласись. Я, конечно, твоего отца не знал и судить не могу…

– Ты вообще не можешь судить, – отрезала Ленка.

– Лен, а поехали на Алтай, попутешествуем? – попытался я разрядить атмосферу.

– И чо? На попутках? А жить – в палатках? Нее, давай уж без меня. Комаров кормить, да алтайцев поить.