Кредитка
Выслушав дежурное приветствие миловидной сотрудницы ресторана, встречавшей гостей у входных дверей, провожаемые рентгеновским взглядом молодого голубоглазого охранника, парни спустились в нижний зал.
От верхнего, вечно полупустого, интеллигентно‑костюмного тихоговорящего и малопьющего, нижний зал отличался шумной болтливостью разнузданной публики, дружными криками радости или отчаяния футбольных болельщиков, в зависимости от развития ситуации при трансляции очередного футбольного матча и, конечно же, количеством потребляемого пива. Народу здесь хватало всегда – и в праздники, и в будни.
Нынешний вечер не стал исключением, и барабанные перепонки входящих друзей моментально напряглись, сопротивляясь насильственному давлению на них плотного гула мужских и женских голосов, звучащих едва ли не громче усиленного микрофоном голоса вертлявого певца на импровизированной сцене.
«Ну и балаган! Как же в этом вертепе можно вести деловые переговоры?!», – думал Юра, следуя за уверенно идущим впереди Максом.
Пройдя через весь зал, Максим, а следом за ним и Юрка свернули налево и оказались в другом, меньшим по размеру помещении, разделенным перегородками, между которыми и находились гостевые столики. При взгляде со стороны складывалось впечатление, будто каждая компания находится в отдельном кабинете, что создавало определенный элемент приватности. Здесь было гораздо тише, а люди за столами выглядели солиднее.
Максим, в действиях которого без труда угадывалось хорошее знание местной обстановки, фундаментом которому, по всей видимости, служил опыт прежних нередких посещений, не останавливаясь при входе, быстрым шагом прошел к дальней правой перегородке. Юрка, как привязанный, тащился сзади. Взглядам вновь прибывших предстал стол, на котором красовалось около десятка свеженалитых стаканов с пивом и большая тарелка с разными пивными закусками, как‑то: сырные шарики, гренки, соленые орешки и еще что‑то отдаленно напоминающее вяленую мясную строганину. Стаканы, наполненные пенным напитком, различались своей формой и наклеенными на них логотипами пивных брендов. Цвет пива так же не давал скучать взгляду любопытствующего. Здесь были и светлые, и темные, и мутные нефильтрованные сорта, а два стакана, стоящие несколько поодаль от остальных, вообще были наполнены какой‑то розоватой жидкостью, и, если бы не густая шапка пены, опознать в ней пиво на глаз было бы практически невозможно.
За столом сидели трое мужчин. Еще до начала разговора и знакомства, окинув взглядом троицу, Юрий без малейшего труда определил, кто из них носит почетное прозвище Витя Бурбон. Двоих молодых людей, сидевших рядом плечом к плечу, Юра откинул сразу. Во‑первых, не сильно‑то они смахивали на финансовых воротил. Во‑вторых, типаж их напомнил ему его давних знакомых – Борю и Толяна, из чего сам собой напрашивался вывод, что парни, вероятно, выполняют роль охранников или чего‑то в этом роде. Зато человек, вальяжно устроившийся напротив своих быковатых соратников, несомненно, являлся в этой компании боссом.
Внешность Бурбона была довольно оригинальна, да и сама личность его, а равно и биография у людей понимающих, интерес вызвали бы неподдельный. Поэтому не лишним будет остановиться на нем отдельно.
Глава 6 Бурбон
Свою нынешнюю кличку Витя Бурков получил в десятом в те времена выпускном классе. Как его только до этого не называли! Был он и «Бурым» (производная от фамилии) и «Рыжим», а рыжим он был в действительности. Причем не просто рыжим – огненно‑рыжим! Но до внешности еще дойдем…
В начале девяностых, а еще точнее, в переломном тысяча девятьсот девяностом году, на полках магазинов нашей многострадальной Родины, как известно, было шаром покати. Не было практически ничего – ни одежды, ни еды, а уж про увеселительно‑горячительные напитки и говорить не стоит. Но даже такие трудности не могли отменить наличие у народа поводов, а тем паче желания их употреблять. Пили все, что имело хоть какой‑нибудь градус. Водка легко заменялась самогоном даже самого низкого качества (не до жиру). За отсутствием оных в ход шла низкопробная дешевая парфюмерия: одеколоны «Тройной», «Саша», лосьоны всех видов. Скоро, впрочем, и эта продукция стала большим дефицитом и в конце концов практически исчезла с прилавков. Народ попросту все выпил. Имели место случаи употребления технического (метилового) спирта, в основном по ошибке, в подпитии, когда уже все равно, что налито в стакан. Редко это делалось осознанно – авось пронесет. Не проносило. И в том и в другом случае результат был предсказуем и неизбежен – смерть! Ну, если очень повезет (хотя, как сказать!), выход из комы не сопровождался ярким режущим светом люминесцентных ламп реанимационного отделения, потому что смотреть‑то больше нечем – слепота! И здравствуй, вечная ночь – грустно! Народ начал вымирать. Кладбища росли, осваивая все новые территории, гробовщики богатели.
Дальше пошло еще интереснее. Американцы, глядя из‑за океана, да и не только («…Вся страна кишмя кишит иностранцами, и ЦРУшники гуляют по‑черному…»)[1], как мы с упорством тупоголовых мышей из анекдота («…мыши плакали, кололись, но продолжали жрать кактус») начинаем сами себя уничтожать, решили: а почему бы и не помочь?! И не нужно никаких ракет! А что нужно? Нужна гуманитарная помощь и различные к ней приложения. Вот так, с легкой руки дядюшки Сэма, лучшего друга голландских производителей алкогольной продукции, в Россию гордой литровой походкой вошел спирт «Royal» (в простонародье «Рояль»). И народ со всей своей пролетарской дури «ударил по клавишам». Сыграть, правда, получилось только одну, не самую веселую, третью часть Сонаты № 2 Ф. Шопена[2], потому что очень многие к тому времени уже «сыграли в ящик». Кладбища продолжали расти, гробовщики богатеть…
Город древний, город славный[3] – Екатеринбург, в то время еще Свердловск[4], ничем тогда практически не отличавшийся от больших и малых, древних и не очень российских советских городов, нетвердой поступью шедших вместе с ним, кривой дорожкой, ведущей к вратам, за которыми уже простиралась территория оголтелого капитализма.
Именно здесь повезло родиться, вырасти и доучиться до выпускного класса Витьке Буркову. Именно здесь случилось попасть ему на празднование дня рождения его школьной подруги Татьяны, после которого время всех его «цветных» прозвищ безвозвратно кануло в лету и прилепилось одно последнее, которое пойдет с ним дальше по жизни, переедет в Москву, где впоследствии станет своеобразной визитной карточкой. Именно здесь Виктор Бурков станет Витей Бурбоном. И дело в этот раз не в созвучности с фамилией, или, может быть, только отчасти. Все это напрямую связано с теми, описанными выше, тяжелыми временами.
[1] А. Розенбаум 1999 г. «Транссибирская магистраль».
[2] Соната для фортепиано № 2 си‑бемоль минор – фортепианная соната Фредерика Шопена, закончена в 1839 г., впервые опубликована в 1840 г. Наиболее известна её третья часть – Траурный марш, написана ещё в 1837 г.
[3] А. Новиков 1983 г. «Город древний».
[4] 4 сентября 1991 г. Свердловску возвращено историческое название – Екатеринбург.
