Лафраэль и доспехи тьмы. Книга 1
Но, кроме всего прочего, Мэрион озадачил в большей степени совсем другой вопрос, выбив почву из‑под ног, в котором она старалась не признаваться даже самой себе. Эта жгущая изнутри тайна, не дававшая ей успокоения, как она ни пыталась подавить в себе. Всё больше по ночам возникал всего один навязчивый вопрос, который подступал и тревожил, поминутно то затихая, то вновь возрождаясь, подобно сказочному фениксу из пепла. Он был для нее важнее всех остальных в ее жизни вопросов.
Как смел он променять ежедневные встречи и беседы с ней на отверженность и отчуждение, каким окружил себя сейчас? Как мог он променять ее на вот такую вот «свободу»?
Да, она принцесса. Мэрион это слишком хорошо понимала, с ее статусом о любви не могло быть и речи. Ей предстояло выйти замуж за принца или герцога, но никак не за бедного рыцаря, хоть и благородного и родовитого, каким ей представлялся Хайрам. Да она и не видела себя рядом с ним – он дорог ей как друг, и только как друг… Он оставался единственным, кто угождал и веселил, был ей мил и, самое главное, рядом в любую тяжкую минуту.
Теперь же ее окружали какие‑то фальшивые личности, приносящие одни только огорчения, ненатуральный смех и неприязнь. Он оставил ее одну, оставил без объяснений своего поступка. Она чувствовала себя человеком, которого предали и обманули, бросили на съедение волкам, оставили, наконец, совсем одну!
Правда, Мэрион его вовсе не любила. Просто он веселый, добрый, всегда заботился о ней, с ним становилось хорошо, тепло, уютно, но царская доля иная, чем у людей, не обремененных обязательствами, – она должна выйти замуж за лорда!
Герцог Станиш считался одним из богатейших людей Восточного королевства. Владел землей, слыл знаменитым рыцарем, которого все уважали, участвовал в войнах – не этого государства, конечно. В этих местах, правда, он много известным не был, а вот в иных землях о нём пели песни, которые доходили и до ее слуха. По рассказам, он представлялся смелым, обворожительным, красивым мужчиной, любая из аристократок приняла бы его сватовство за счастье.
Так она и поступила два года тому назад, когда впервые отец принял решение выдать ее за этого благородного человека. Мэрион была действительно счастлива как дитя, радовалась без умолку, рассказала обо всём своему другу и товарищу, который стал мрачнее тучи, но тогда она этого просто не заметила, а потом Хайрам пропал, исчез, а через неделю объявился и подал в отставку. Затем она слышала, что он нанимался к какому‑то лорду на службу, на войны в других странах, где героически себя проявил, но ничего более. Через шесть месяцев снова появился в королевстве, дал разрешение на помолвку сестры со своим приятелем, сэром Альбусом, после чего запил и опустился, как говорит отец.
Однажды она видела его, когда проходила по саду. Он шел с ее братом к отцу. Прошел уже год. Он был хмур, грязен и, как видно, пьян, оброс темной, курчавой бородой. Мэрион сначала не узнала, но потом всё же признала в нём ее дорогого Хайрама. Что‑то оборвалось в сердце, что‑то с устрашающей силой сжалось в груди. Боль одолела ее, она со слезами подбежала к ним, но Хайрам не отвечал на расспросы, не смотрел даже в глаза, только мучил ее своей молчаливой неучтивостью. Она даже толком припомнить не может, что говорила ему тогда. Она вроде даже дала ему пощечину и расцарапала лицо, после чего ее в припадке бешеной истерики оттащили служанки и прислужницы, а он, надменный и холодный, прошел дальше, так ни разу и не посмотрев на нее. Во всяком случае, она только это и запомнила.
При воспоминании о случившемся ее обдало яростью – не на него, почему‑то на него она не умела как следует сердиться, не могла ненавидеть его лютой ненавистью, хоть порой и хотелось это сделать. Что за гнев ею тогда овладел неизвестно, но он поглотил ее всю, что привело к заболеванию и срыву нервов. А он всё так же не приходил. Зима стала для нее холоднее и печальней, чем обычно, а дни бесконечно тяжелыми…
– Я не могу его любить! Я люблю его как друга, брата, как родного человека, но не как женщина! Это даже не смешно!.. Это немыслимо, чтобы принцесса полюбила того, кто ниже ее по статусу!.. Я точно не такая!.. Я привыкла к роскоши! Я не смогу отказаться от нее ради него!.. Ведь он беден, а это на многое влияет!.. – говорила она себе безостановочно, то и дело ходя по пустой комнате взад и вперед. – Но почему же у меня так бьется сердце? Почему я не могу успокоиться?..
Она остановилась и начала вглядываться в небо за окном. Хмурое небо, затянутое серыми облаками, обдало порывом холодного ветра.
– Прекрати так биться!.. Я приказываю! Прекрати бешено стучать, прекрати болеть! Я прошу!.. Прекрати!.. Прекрати!.. Я не люблю… Не люблю… Он не заслуживает этого!..
Но силы покинули ее, она упала в обморок.
Через некоторое время в комнату вошли служанки, чтобы помочь ей раздеться.
Глава 6. Занятный малец Руби
– По приказу принца Дариуса, да будет светлой его дорога, – ближе к вечеру помпезно провозгласил начальник тюремной стражи, коверкая и не договаривая окончания слов, – вы двое, сэр Хайрам Больштад и торговец по имени Еверий Кравий, приглашаетесь на аудиенцию к его высочеству для допроса и вынесения решения по вашему делу! Выходите, господа!
Хайрам и Еверий поплелись к открытой двери. Торговец задержался и обратился к стражу, поясняя, что вместе с ними был задержан невиновный юноша, который тоже находится в камере. Недовольный Грим закатил глаза и пошамкал губами, нервно перебирая ключи, чтобы быстрее закрыть дверь темницы и провести двух счастливчиков к выходу.
– О нём… Хм, о нём ничего не упоминалось. Это должен решить сам принц или народный суд, но не я! Я лишь исполняю распоряжение его высочества, ни больше ни меньше! – только и сказал тюремщик, не обращая внимания и на слова Хайрама, тоже вступившегося за мальчика по имени Руби.
– Ну ничего, старина, – успокаивал рыцарь, говоря торговцу, что как только всё разъяснится – мальчика непременно отпустят.
Еверий с тяжелым сердцем, но наконец‑то поверил увещеваниям, после чего пошел за стражниками прочь из Проклятой дыры.
– Дядя, позаботься о мальчишке за меня, – сказал Хайрам, на прощание добавив: – Я виноват перед ним, постарайся его уберечь!
– Хорошо, остолоп, сделаю всё в лучшем виде! – с ухмылкой ответил вор.
– О‑о, дорогой дядя, я погляжу, тебе всё‑таки далось новое слово! Весьма, весьма неосмотрительно… Не слишком ли оно сложное – это слово «остолоп»? Будь благоразумен, пожалей себя и свой старческий умишко, ведь он может не выдержать такой нагрузки и подвести в самый неподходящий момент! С возрастом он уже не такой гибкий, и обилие новых выражений совсем плохо на нём скажется! Нужно трепетнее беречь его скудные остатки. Ха‑ха‑ха!
– Вот зараза! Ха‑ха‑ха! – рассмеялся в ответ Болем. – Вали отсюда, щенок! Ха‑ха‑ха!
Хайрам и Еверий ушли, а двери с лязгом захлопнулись.
– В кого он такой, ведь губит себя! – произнес вслух вор, ни к кому в общем‑то и не обращаясь. С минуту он молчал, провожая взглядом племянника и словно что‑то обдумывая, а потом обратился к иноземцу:
– Как тебя зовут, малец?