Лис. Град проклятых
– А сторона Тьмы – знает?
– То мне неведомо. Я – не сторона тьмы, я неупокоенный. Но я могу сказать, что ждет тех, кто носит такой же знак на груди. Большую часть.
– И что же это?
– Гибель. На них уже ведется охота из‑за Кромки. Все в опасности. И тебя ждет гибель боярин, ведающий старый Покон*[1]. Оставь это дело и уходи в чужие земли. От одного твоего меча – ничего не изменится, а дружина – не обеднеет. Прошлое идет за тобой попятам и скоро настигнет там, где и не ведаешь. Уходи обратно в Куяв*[2].
– Вот оно как, – заключает Лис, усмехаясь в усы, видя, как бледнеет лицо старого иудея, как молча поджимает губы рыцарь. – Прошлое уже меня настигало – не страшно теперь… Ну и как это? Ты сам меня назвал ревнителем старых традиций – как же ты мне предлагаешь такое?
– Я лишь попытался спасти твою жизнь, – было ответом. – Твое решение – только твое.
– Я уже погибал – вот таков мой ответ. И я не могу уйти, оставив остальных. Особенно теперь, зная о гибели собратьев по дружине. А меч – вдруг он окажется тем единственным, чьего удара и не хватит для победы? Дружина плечом побратима крепка – даже если это верная смерть. Смерть воина на поле боя – обычное дело, так уходили лучшие из нас. Я не страшусь Смерти.
– Все ее страшатся, – возразил призрак. – Все и всегда. Важно кто и как ее встречает. Гибнущих достойно – немного.
Призрак поднялся над травой, молча поря на легком ночном ветерке.
– Спасибо на мудром слове, воин. Я не могу поменять свою судьбу, но могу поменять твою. Где лежат твои останки?
Призрак молчит, паря над землей, словно в тяжелом раздумье. Лису кажется, что он уже не ответит, но дух указывает в направлении леса.
– Мои останки растащили волки, боярин. Мой череп, вымытый слезами дождя и иссушенный дыханием ветра – лежит на дне оврага. У большого камня похожего на бычью голову.
– Я тебя понял, витязь, – кивнул боярин. – Я сделаю все, что в моих силах, чтобы его найти похоронить по‑христиански.
– Благодарю, витязь, – шепчет приведение. Оно поворачивается спиной и, уплывая во тьму, тает во мраке леса. Какое‑то время царит тишина, слышно лишь испуганное дыхание иудейского семейства и сердитое сопение рыцаря.
– Зачем? – заикаясь, спросил старик. – Зачем ты с ним разговаривал? Какие вообще могут быть разговоры с подобным?
– И чем тебе он не понравился Иезикииль Моисеевич? По мне – добрый, воспитанный муж.
– А ну как беду накликает на всех нас? – нервно сглотнул глава семейства, опасливо поглядывая туда, куда скрылся призрак – а ну как услышит?!
– Эх, ты, – Лис осуждающе качает головой. – Слушай внимательно, Иезикииль Моисеевич: завтра же найдешь череп, где указано, и отвезешь его в Чернигов – вот что я тебе скажу. Там – отдашь владыке Иллариону и объяснишь, что нужно похоронить по‑христиански, отпев.
– С чего бы это? – ощетинился еврей. – Чтобы он на протяжении всего пути пугал меня и мою семью? А то и похуже что‑то сотворил?
– Не видишь ты людей, хоть и иудей, – назидательно пояснил десятник.
– Это – не человек. Ты тоже его ведать не можешь!
– Он сам заинтересован, чтобы вы это сделали, – мягко пояснил боярин. – Да он всю дорогу будет нежить от вас гонять, чтоб все получилось! Надежнее стража – просто и придумать сложно в пути.
Иезикииль обескураженно задумался, подсчитывая про себя возможности, а Лис вытащил из небольшого мешочка у седла крупную рубленую пластинку и кинул ее старику.
– Это тебе плата серебром. Мне никогда не понять старого иудея – здесь ты прав, Иезикииль. Но тебе – никогда не понять старого воина. Ни действий, ни поступков. Потому что для тебя это другой мир, как для меня – твой. Этот несчастный скиталец мне сейчас поведал больше, чем могли бы поведать кто‑либо из живых людей. Он поведал вести с другой стороны! И цена им – множество жизней. В том числе и ваших, быть может. Он – заслуживает погребения и он – не Зло.
Какое‑то время Иезикииль обдумывал сказанное. Нехотя, неуверенно кивнул.
– Ты мудр, боярин, – заключил старый еврей. – Мудр и благороден. Если это все так, господин и если мы доберемся до Чернигова без иных нападков – я сделаю то, о чем ты просишь. А еще – двери семьи Иезикииля Моисеевича – всегда будут открыты перед тобой богатырь. И перед твоей нуждой в случае необходимости.
– Благодарю от чистого сердца, – тепло улыбнулся одними глазами Лис.
– Хватит болтать, – сварливо проворчала старая Сара. – Еда холодной не станет вкуснее.
И тут воздух дрогнул от низкого утробного, тоскливо‑тяжелого воя с прирыком. Такого странного звука боярину еще не доводилось слышать. Так должно быть кричит грешник на пути в ад, когда из него вынимают душу. Слабый свет амулета на груди сказал больше слов.
– Что это? – боярин недоуменно посмотрел на вдруг съежившегося, ставшего маленьким и незаметным Лесобора. Волколак нервно пожал плечами – его глаза стали и вовсе совиными. Вой повторился, но значительно ближе и громче, заставив уже всех вскочить с мест, похватать мечи и копья. И залезть в телеги тем, кто их не имел. Ночной лес – обманывают, коверкают звуки, отдаляя их или наоборот, приближая, но боярин был уверен – вой был с места, где большой кучей они побросали тела сраженных разбойников в овраг и присыпали землей.
– Святой Маврикий*[3], будь к нам милостив, – шепнул чужеземный рыцарь где‑то рядом, вглядываясь во тьму ночного леса, нависающего над освещенной кострами частью дороги. Треск кустов, низкое утробное рычание совсем рядом.
– Боярин‑батюшка, – иудей остался с мужчинами, вооружившись топором и теперь, с беспокойством, заискивающе глянул в глаза Лисослава. – Может и это будет не таким страшным, как призрак? И с ним удастся договориться?
Талисман пыхнул теплом вишнево‑красного цветом.
– Не думаю, – проронил витязь, а затем громче, выйдя немного вперед: – И что?! Будем по лесу бегать – или займемся делом? Выходи, ночная тварь – схватимся честно, как в старые времена!
– Не надо, Лисушко, – то Лесобор трясущейся рукой, робко попытался утянуть боярина за подол кольчуги поближе туда, где ощетинились копьями немцы.
[1] Покон – здесь и далее – имеются ввиду законы‑указания о верной жизни от древних пращуров.
[2] Куяв – очень древнее, неславянское название города.
[3] Святой Маврикий – христианский мученик, по преданию, предводитель Фивейского легиона. За отказ казнить единоверцев‑христиан – был зверски замучен за неподчинение императору вместе со своими воинами. Причислен к лику святых в 4 веке. Был одним из обладателей «Копья Судьбы». День памяти – 22 сентября. В Средние века – считался покровителем рыцарей. Считался покровителем рыцарей.
