Лишь тень

Утром для меня не стало сюрпризом то, что Мари ушла. Глядя на несмятую её подушку, я мрачно представил, как она стоит и ласково на меня смотрит, и немой укор всё же тлеет в ее глазах. Настроение было препаршивое, хотя, кажется, я сумел выспаться. Хотелось сорвать злость, но не было на ком, да и не очень это умное занятие, потом тебе будет противнее вспоминать об этом, нежели твоим близким.

Впервые за годы нашего с Мари знакомства я перестал на время её толком чувствовать. Тогда, вечером, подле меня оставалась только её телесная оболочка, душу же я так и не ощутил, словно не там искал, что ли… Мне это не нравилось гораздо больше, нежели вся эта странная история о выпавшей из памяти неделе.

Нужно было срочно что‑то предпринять, ибо маленькая некогда трещина всё росла между нами, но вот что именно нужно сейчас делать, этого я не представлял. Собравшись в какие‑то пару минут, я направился к знакомой площадке аэронов, сегодня предстояло всё же понять, что творится с моим генеральным планом подготовки, а для этого нужно было непременно побывать в Центре.

После шестичасовой беготни, перемежаемой какими‑то рутинными вещами вроде сдачи очередной порции тестов, я выяснил, что всё в порядке, и что я даже кое‑где оный план обгоняю, факт похвальный сам по себе. Однако радоваться мне не приходилось, я ещё утром в зеркале мог невооружённым взглядом наблюдать результаты этого непонятного мне тщания. Мешки под глазами всё ещё торжественно сияли, невольно вновь и вновь напоминая мне…

[обрыв]

Предписания об утверждении меня Действительным Пилотом «Тьернона» из Совета так и не поступало, но, однако, не поступало и обратного. А ведь я его так боялся после давешнего оставшегося мне непонятным разговора, когда я стоял посреди платформы, вознесённый в самую высь Зала Совета. Ну, что ж, эта проблема переносится на более поздние сроки.

Я покинул здание Центра очень рано – в четыре.

В голове моей уже несся хоровод логических рассуждений, которые указывали мне на то, что, во‑первых, к Учителю обращаться за разъяснениями не стоит, выйдет, как с Мари, если не хуже, а во‑вторых…

Передо мной ещё витал призрак парня, которого я видел с Мари там, на площади. Эта полупрозрачная фигура уж что‑нибудь да должна была знать, иначе, зачем она такая нужна?!! Логично, не правда ли? Ну, думать как следует я в тот момент был не в состоянии, однако, как покажет будущее, идея‑то как раз была верна.

Среди моих планов появилась навязчивая мысль плотно пообщаться с информационными сетями, но до того, как я стану Действительным Пилотом и получу право неограниченного доступа к информации, об этом можно было только мечтать.

Ситуация патовая. Нетрудно понять, куда я в тот раз направился. Мама была, в общем‑то, третьим и последним человеком, который мог очутиться у меня дома без особой причины, не отправив предварительно на терминал уведомление о цели визита. Элементарная вежливость, принятая в моём окружении помогала снизить круг лиц.

Я опять, в который раз за последнее время, много шёл пешком и даже бежал. Последнее – вот, собственно, отчего: повернув направо по пешеходной ленте в том месте, где она разветвлялась, огибая весь посёлок большим кольцом, я отчего‑то оглянулся, и мне показалось, что за мной кто‑то наблюдает. Словно незаметная под густыми кронами тень преследует меня. Не долго думая, я рванулся туда, но когда добежал до нужного места, то обнаружил там лишь немного примятую траву газона, будто там и вправду кто‑то недолгое время стоял. Нахмурившись, я побрёл дальше. Всю оставшуюся дорогу я размышлял на такие нелицеприятные темы, как явные признаки начинающейся у меня паранойи.

Мама встретила мои расспросы с видом абсолютно недоумевающим. Да, она пыталась до меня дозвониться раз или два, никто не отвечал, хотя согласно информации терминала я был дома. Да, она подумала, что я очень занят, и, хотя ей и нужно было меня увидеть по одному делу, она предпочла не мешать. Что за дело? У моего дяди, папиного брата Жака Порталя, «тоже, как и ты, космолётчика», в семью взяли дочку. Мама хотела, чтобы я поучаствовал в событии. «Тебе нужно остепениться, чтобы соответствовать новому статусу в обществе», – сказала она. Я согласился с её доводами. Детей я любил, хотя мы с Мари заводить своих ещё даже не думали, даже Тест не прошли.

Разговор с мамой несколько улучшил моё настроение… так… немного развеял, кроме того, со слов мамы совершенно чётко выходило, что эту неделю я всё‑таки занимался исключительно тренажёрами. Только отчего же я ничего не помню?!! К тому же, оставались непонятными причины моего бедственного физического состояния, равно как и та горка упаковок из‑под стимуляторов, что до сих пор валялась на полу у меня дома.

Обратная дорога ушла на уговоры самого себя насчёт бредовости всего происходящего. Вывод, не приводящий меня к полному сумасшествию, из всего этого мог быть только один – подождать появления тех фактов, которые мне могла подкинуть сама жизнь. А до тех пор мне следует постараться как можно меньше заниматься, кроме того, стоит под любым благовидным предлогом сходить в медцентр, где и попытаться выяснить причины возникновения непонятного мне провала в памяти.

И ещё. Меня по вполне очевидным причинам остро потянуло сменить обстановку, хотелось уехать отсюда куда‑нибудь подальше, чтобы побыть одному и попытаться отыскать так не вовремя утерянное душевное спокойствие. А Мари… я ещё не очень понимал, в чём же заключается та занимательная перемена, что произошло с ней за последние дни. И понимать, в общем‑то, честно признаюсь, не хотел. Быть может, оттого, что я уже тогда, пусть подсознательно, предчувствовал всё, что неизбежно должно было между нами произойти, может – просто из чувства тривиального эгоизма.

Ложась в тот вечер спать, кажущийся отчего‑то самому себе крайне одиноким, я думал о своей любимой, но думы те были совсем не те, какие хотелось бы.

Наутро же я нашёл среди своей корреспонденции бумагу с символом Совета в правом верхнем углу. Я был официально оповещён о том, что вскоре мне будет торжественно передан Стартовый Ключ «Тьернона».

Итак, в то утро я официально стал Действительным Пилотом последнего Исследовательского Крейсера.

[далее в записках заметная лакуна, отсутствует по крайней мере несколько десятков страниц, повествование возобновляется примерно спустя полгода с момента последних событий]