Лишь тень

Всё правильно, так мне тогда казалось. Ой, не хватило у вас, Учитель, таланта убеждения ещё и на Мари. На меня хватило, а на неё – нет, вот и случилось в результате всё это. Эх, если бы стать Пилотом действительно было так непросто, как мне говорили… Тогда у того, другого, доселе несуществующего, настоящего Пилота могло в итоге получиться получиться. Хотя…

[обрыв]

Да, я был похож на любого другого уважаемого члена нашего общества. Мои прадеды был космонавтами‑исследователями, все они улетели на «Линье», это ещё сто лет назад. Мои деды были инженерами, они рассчитывали конструкцию «Моргейз», чтобы потом, опять же, улететь на ней вместе с обеими бабушками и прабабушкой Лин. В память о ней остались только кое‑какие записи, изображающие статную женщину с невероятно умными глазами и хваткой настоящего Пилота, пусть она им так и не стала. Кто‑то мне говорил, что как раз перед полётом прабабушка заступила на пост бортовой Исследовательской Группы, её одарённость как учёного до сих пор заставляет многих жалеть об её отлёте, поскольку некоторые её исследования (вроде бы!) давали повод подозревать возможность пролома Великого Барьера. Со стартом «Моргейз» все эти изыскания пропали навсегда. Отец мой в остальную нашу родню не пошёл, поскольку так всю жизнь и проходил в Стажёрах. То есть он, наверное, и стал однажды хотя бы космонавтом‑исследователем, если бы не погиб как‑то по глупости в промышленной зоне. Его тело так и осталось в толще радиоактивного бетона. Изо всех героев моего повествования я помню его наименее чётко. Маленькие дети редко обладают долгой памятью.

Осталась мама, но о маме – потом.

Как видите, в моей судьбе нужные детали наличествовали просто‑таки до крайности завидным образом, и расчёты Совета Образования были вполне здравы, каким чудом в благочестивой и просвещённой среде под неусыпным оком Учителя мог вырасти такой вот индивид? Вероятность – ноль, ноль, ноль… да вот, Мари умудрилась сломать эту предопределённость, а уж там – стоило мне только пошевелиться. Покатился сам.

Я вдруг понял, что совершенно невозможным образом задумался в присутствии Учителя и не слышу его, безусловно, мудрых и важных слов вот уже минуты три. Обомлел. Это же неприлично!

– И ты, надеюсь, не считаешь, что теперь можно успокоиться и перестать подвизаться дальше? – Учитель, кажется, всё ещё славословил мне, как «носителя столь высокого звания» или чего‑то в этом роде. Я расслабился и облегчённо вздохнул. Мысль я уловить успел. Ответим так:

– Конечно же нет, Учитель, но ведь, несмотря ни на что, мне нет нужды искать себе новую область интересов, пилотирование было и остаётся самым сложным делом, какое только дано человеку, так что Тест – замечательно, но практиковаться мне следует и впредь.

На лице Учителя в ответ расцвела одна из его улыбок. Гордится мной, что и говорить.

– Я знал, что услышу это, ты хороший ученик…

[судя по всему, полностью отсутствует одна страница]

Очнулся я на улице и несколько мгновений ничего не мог понять. Что же такое со мной творится?!! Хоть бы Учитель не заметил в моей поспешности ничего необычного. Нет, ну пусть нужно мне спешить к Мари, я ж ей обещал, но это всё так, внешнее, повод убраться. Внутреннее побуждение покинуть Учителя мне осталось непонятным, просто стало вдруг невероятно душно в этом дорогом для меня доме.

Пусть причиною стали слова Учителя, но что было в тех словах, кроме радости по поводу успехов своего воспитанника? Что в них ещё могло быть?!! А я вот… бредятина, если вдуматься. Однако воспоминание о страшном зуде под кожей, о давящей тяжести, разом легшей на горло, такой материальной, такой нестерпимой…

Подумав секунду, я сумел установить, что и этот странный зуд исходит непосредственно от Мари. Её образ там, у неё дома, когда она отворачивалась от меня. То есть, мне казалось, что она отворачивается… Или нет? Что‑то тут не так, решил я, трогаясь с места. Поговорю с ней обязательно!

Если бы…

Добежал я до её дома так быстро, как мог. Даже запыхаться успел. Сообразил вдруг, что‑то я часто стал бегать… Мысль мне тогда очень не понравилась.

Мари там уже не было. Дом распахнул передо мной двери, однако его стены так явственно веяли на меня холодом, что я, уверенный в своем ощущении, даже не удосужился обойти все комнаты в её поисках. Только бросил беглый взгляд на кухню, где вот уже час или больше было пусто. Выходило так, будто Мари ушла сразу после меня. Записки видно не было, да я бы в тот момент сильно удивился, когда б её увидел. Ну, представьте, маленький такой квадратик, такой заметный на тёмной полировке стола… а там слова: «Побежала туда‑то, скоренько вернусь».

Фига с два.

«Что делать?» Может быть, это был первый момент в моей жизни, когда я по‑настоящему растерялся. Мне просто, тупо, тривиально было непонятно, куда теперь направиться.

Остаться у Мари? Ни за что. От самой этой идеи несло чем‑то непозволительным.

Задумался я неожиданно для себя глубоко. Что ж такое творится?!! Я покинул помещение, на ходу торопливо нацепив респиратор. Это всё здорово, но только до некоторого предела… пойду к маме, я у неё не был кто знает сколько времени.

Уже наблюдая скользящий мимо ленты ландшафт, я сделал совершенно запоздавшее и изначально бессмысленное движение сойти и вернуться. Где её искать? Неожиданно чётко проявились странности наших с Мари отношений. Да, я по своему образу жизни – чрезвычайно общительная личность, круг моих знакомых довольно велик, даже сейчас я без напряжения могу назвать человек тридцать: коллеги, преподаватели, начальство, просто знакомые… да мало ли! Понятно, почему Мари, несмотря на то, что я нередко водил её с собой на разные встречи и посиделки, могла не помнить, например, моего тренера Карно, но почему, в таком случае, я не знал ни одного знакомого?.. Не укладывалось это всё у меня в голове. её

Мари… она для меня как свет за окном, ласковое тёплое существо, которое пропитывает тебя всего таким ощущением счастья, что хочется отчаянно зажмуриться, отгородиться разом от прочего мира, оставив себе лишь легкое касание её пальцев. У неё была способность заполнять всё, что угодно, своим присутствием, разливать вокруг ощущение уюта и доброго женского тепла. Сила моей любви к Мари до сих пор вызывает во мне оторопь. Что и говорить…

Познакомились мы с ней при обстоятельствах если и любопытных, то лишь исключительно своей заурядностью. Я как‑то вечером гулял по парку, что был разбит неподалёку от нашего с мамой тогдашнего дома, а Мари сидела там на скамейке. Знаете, такие чугунно‑бревенчатые, с совершенно неудобным, но очень уютным на вид сиденьем… когда рисуют осенний парк, то нет‑нет, да и изобразят подобную где‑нибудь на заднем плане. Так вот, никакой любви с первого взгляда не было, только мелькнула на самом дне сознания дежурная толика симпатии, и всё.

Я уж не помню, каким образом оказался владельцем малюсенькой карточки с её именем.

Можете считать это перстом судьбы.

Это уж потом, придя домой, я почувствовал некоторую в себе неуверенность. Такое, знаете, тянущее чувство, когда не можешь найти место, куда приткнуться.