Литера «Тау»

Мерц, А.Ф.

 

Глава 2. Призвание Магды

 

– Будь я древним ацтеком, я бы после смерти никогда не попал в Тамоанчан, – Сальвадор склонил голову и, подняв вилку с наколотой на нее оливкой, покрутил последнюю перед глазами, любуясь игрой света на маслянистой пленке рассола. – Недостоин я его кукурузных садов.

Перегретая июльская земля, вдоволь напившаяся дождя, наполняла утро запахами себя и прохладой, заставлявшей теплолюбивого Сальвадора Андреевича ежиться и грустить. Даже книжка про ацтеков, которую он читал на ночь, не утешила его, а лишь придала мрачным фантазиям определенное культурно‑этническое направление.

– А я после смерти попал в лапы некроманта, – поделился Ваня, убирая со стола пустую банку и попадая ей в ведро – метко, как умели только воскрешенные. – Не знаю, что про это сказали бы ацтеки.

Стены застекленной веранды таяли в бликах, просеянных сквозь листу огромной старой вишни, такой раскидистой, что было непонятно, как она еще не раскололась надвое. Некромант, в лапах коего Ване приходилось влачить свое безрадостное посмертие, советовал опилить от ее кроны хотя бы самую громоздкую часть, но Ване было жалко. Он сам сажал эту вишню в детстве.

– Картина мира этого народа была несовершенной, – заметил все еще погруженный в свои мысли Сальвадор, – и этот немаловажный пласт посмертия – попадание в лапы некроманта, – доступный лишь высокоорганизованным цивилизациям, мог из их внимания просто выпасть.

– Невнимательность их и погубила, – заметил Ансгар Фридрихович, приступая к вегетарианскому салату. Миска ему досталась старинная, с позолотой и цветочками. – Хотя Тлалоку у них был ничего, мне нравится.

– А можно ли его встретить там, в субкоординатах? – спросила Магда.

– Тлалоку?

– Ну да.

– Запросто. Пару лет назад американский некромант Кэлси, например, встретил Тора. И Локи. И сделал он это на заказ. Там много метаобразов, надо только знать, где искать. Но следует быть осторожным, чтобы не нарваться, например, на Фредди Крюгера.

– Я не понимаю вот чего, – сказала Магда, намазывая себе бутерброд. – Религия связывает зло с животной сущностью человека, с землей, физикой. А добро считает субстратом тонких миров. Тогда откуда в них, в этих мирах, эти… разрушители? Откуда зло и как оно там удерживается?

– Я уже говорил вам, – напомнил Ансгар, – не все, что человеческая мораль считает добром, есть и в самом деле добро. Любая кошка со стандартным набором инстинктов вполне уживется в тонких мирах и будет выглядеть куда большим ангелом, чем наши общепризнанные праведники. Хотя, в целом, конечно, зло и порок тянут души вниз, а просветление – вверх. Просто человечество сильно исказило этот вектор.

– Значит, даже я могу не попасть в ад? – тихо спросил Сальвадор.

– Можешь.

– Если только доктор Мерц не решит вас воскресить, – ввернул Ваня.

– А куда попадают те, кто умер, едва родившись? – осторожно спросила Магда.

– Куда‑то в середину, – сказал Ансгар. – И довольно быстро распадаются, потому что печати личности на них еще толком нет.

– А говорят, они – самые чистые души.

– Но не самые добрые, – заметил Ансгар. – Они на уровне той же кошки.

Кошка Лобачевского старательно умывалась на подоконнике. Ей вишня нравилась; выспавшись дома, кошка уходила показательно дремать на ее толстых ветвях, свешивая с них разные части мохнатого тела.

– Но ведь они люди! – возмутилась Магда.

– Ну и что?

– Господа! – поняв, что сейчас произойдет, Сальвадор примиряюще поднял руки. – Вам сегодня вдвоем ехать в райцентр за продуктами и бочкой для навоза. Не ссорьтесь хотя бы перед поездкой.

Все помнили, что доктор Мерц и Магда ругались по мировоззренческим вопросам почти каждый день. Магда обижалась, а доктор Мерц говорил, что человек, которого легко обидеть – слабый человек, потворствующий ложным амбициям, и неумение скрыть свою обиду выдает недостаток самоконтроля. И что все рассуждения Магды о непреложности добра как основы ее собственного характера разобьются о первую же экстремальную ситуацию.

Магда спорила, но аргументов привести не могла, потому что жизнь ее не была так уж богата экстремальными ситуациями.

Оно и видно, говорил на это Ансгар Фридрихович. Возразить на этот аргумент было нечего, поэтому Магда просто обижалась.

Когда Сальвадор и Магда вышли, притворив за собой дверь, некромант жестом попросил у Ивана пачку салфеток.

– Этот человек, – сказал он о Сальвадоре, – так вежлив, что после его слов чувствуешь себя оплеванным. Может, запретить ему пользоваться вежливостью в моем доме?

– Не знаю, каким вы себя любите чувствовать, – проворчал Ваня, – но вообще‑то дом – мой.

– Оказывается, я был бестактным, – фальшиво удивился Ансгар. – Не стоило тебе напоминать, что права собственности у тебя давно уже нет. Надеюсь, твое посмертие хоть на миг стало более невыносимым, чем твоя жизнь.

– За что же вы меня так не любите, Ансгар Фридрихович, – пожаловался Ваня, убирая со стола.

– Если бы я тебя не любил, мне было бы все равно, жив ты или мертв, – сказал некромант.

– Вот и непонятно, что вам больше не нравится.

– В моей профессии, Ваня, непонятного много. Вот если человек кого убил, то ясно, что его следует осудить – оборвал жизнь, лишил возможностей и удовольствий. А если ты кого воскресил, то осуждать или нет?

– Я не знаю, – признался Ваня, – осуждать мне вас в глубине души или нет. Но, надеюсь, Сальвадор еще не раз отомстит вам за меня, э… унизив своей вежливостью.

– Ты стал куда меньшим идиотом, – задумавшись, Ансгар сам начал убирать со стола, – и даже перестал обижаться всерьез.

– Я‑то да, – согласился Ваня. – А вот вы не меняетесь. Уж и не знаю, кто из нас мертв.

– Конечно ты, идиот, – буркнул Ансгар, снимая с гвоздика ключ от машины. – Я в речке не топился.

*

Сегодня Ансгару снился лабиринт со стенами из бетонных заборов, не имеющий выхода и настигающая его компания одноклассников.

– Лови немецкого шпиона! – кричали они. – Стой, Мерц! Мы тебя еще не допросили!