Литера «Тау»

– Помолчите, Магдалена, – сказал он, рассматривая противников искоса, почти не поворачивая головы. – Я же вырос среди таких рыл. Почему я не могу позволить себе ностальгию?

Повернувшись, он подошел к скамейке.

– Любите гулять? – осведомился он, без особого удовольствия, явно соблюдая унылую формальность. – Могу устроить познавательную прогулку.

Парни картинно переглянулись.

– Ты этот писк тоже слышишь? – спросил один у другого.

– А я вижу, – сказал дотоле молчавший третий, которому явно надоел политес. – Тут какой‑то…

Он попытался в меру своих лингвистических возможностей дать описание Ансгара. Оно получилось неточным, но уничижительным.

– Господа, – обратился к ним некромант тихим, проникновенным голосом, – ваши тупые шутки испортили девушке день. В некоторых древних культурах за это сажали на кол, и это правильно.

Парни снова переглянулись. Один отставил свое пиво, намереваясь подняться уже и вломить уроду ко всеобщему удовольствию, но тут урод вытащил из кармана зажигалку, чиркнул ею, поднял свободную руку, поднес ее к полузакрытым глазам и медленно опустился на колени в пыль.

 

*

Деревня обсуждала случившееся почти неделю. Версии произошедшего разнились, но вывод был непреложен: бревно на площади у магазина пришло в полную негодность как скамейка. Полуметровые ветвистые сучки, торчащие из него в разные стороны подобно копьям, не позволяли использовать изделие в прежнем качестве, а зацепившиеся за мертвые ветви куски штанов и прочей одежды заставляли тех, кто не видел – сожалеть о неувиденном. Говорили, что кое‑кто из местного пивного бомонда не успел вскочить достаточно быстро, и теперь был вынужден ходить с подлатанным афедроном. Много интересного говорили. Говорили, ветви выросли за несколько секунд.

Магда же видела все. Сначала она удивленно расширила глаза, а потом смеялась. Долго. До истерики.

Когда они отъехали от магазина, она даже почувствовала, что еще немного, и заплачет.

– Я тоже так смогу? – спросила она у Ансгара, вытирая глаза протянутой им салфеткой.

– Возможно, – ответил тот, выруливая с площади. – Только бревно не должно быть сухим. Нам повезло, что ночью шел дождь. А теперь кое‑куда заедем. Я намерен допросить вас без свидетелей.

– О чем? – Магда встревожилась.

– Увидите.

*

Асфальтовый пятачок, на котором они остановились, находился глубоко в лесу. Раньше в этом месте был шлагбаум и въезд на турбазу некоего почившего в бозе предприятия, теперь же остались только ворота и спускающийся к речке косогор, заросший сочным зеленым подлеском. Кое‑где, правда, еще сохранились почерневшие от времени домики и туалеты, а в чаще можно было различить два административных строения с заколоченными окнами и летнюю кухню.

– Ну? – сказал доктор Мерц, заглушая мотор, поворачиваясь к своей спутнице и нарочито картинным нажатием на ключ блокируя двери.

– Что? – не поняла Магда.

Он наклонился к ней. Взгляд его говорил, что она непременно должна знать ответ на это «ну», однако ответа она не знала.

Ансгар подбросил ключ на ладони и сунул в карман джинсов.

– Так и что? – спросил он, глядя на Магду как на слабоумную. – Я жду.

Отодвинувшись, она задрожала и стукнулась спиной о дверь.

– Что вы хотите? – спросила она внезапно севшим голосом. – Что? Если вы приблизитесь ко мне, я буду кричать!

– Разве вас будет слышно в лесной глуши? Подумайте.

Магда из последних сил взяла себя в руки.

– Что… что вам надо?

– Понять, чего вы боитесь сейчас и чего испугались минут пятнадцать назад. Такого белого лица вы при мне еще не носили.

– Я испугалась за вас… Выпустите меня сейчас же!

Краем сознания Магда понимала, что ведет себя как‑то не так, но ее эмоции считали иначе и превратились с цунами, утопившее остатки здравого смысла. Она словно смотрела на мир через стекло. И особенно неприятно было, что за всем этим, не выражая особенных эмоций, наблюдал Мерц. Вид у него был такой, словно он измеряет накрывшее ее цунами и мысленно заносит данные в блокнот.

Но вот он перестал наблюдать и откинулся на спинку сиденья.

– Не заблудитесь только, – сказал он вяло, – а то Интайр будет смотреть на меня неодобрительно, и мне станет стыдно.

Вынув из кармана ключ, он разблокировал двери. Магда выскочила.

Захлопнув дверцу, она медленно пошла вперед. Ее только что нарочито грубо спровоцировали, «взяли на понт», и она среагировала так, как предполагалось. Это было обидно. Она и не подозревала в себе такие страхи. С другой стороны, она понимала, что Мерц только что вытащил то, что ему было нужно, а следовательно, те выводы, которые он сделает, пойдут ей на пользу. А в‑третьих… в третьих, в машине был кондиционер, но когда Ансгар повернулся боком и откинул голову, она увидела, что несколько прядей волос намокли и приклеились к виску. Где‑то у него водилась своя цунами, издали признавшая сестру.

Бабушка воспитывала Магду правильно. Она не говорила ей «держи себя в форме». Она говорила: «чем ты сильнее, тем лучше твое настроение». Она не говорила: «учись, чтобы тебе было о чем поговорить с мужчинами». Она говорила: «чем больше ты знаешь, тем интересней твоя жизнь». И Магде было весело и интересно. Но в тринадцать лет ее поджидало нелегкое испытание. Друзья, с которыми раньше они лазили по голубятням, купались в речке и рассказывали допоздна страшные истории, стали говорить о какой‑то ерунде. Девочки обсуждали у кого лучше волосы, у кого стройнее фигура и больше грудь. У кого красивей лицо. Магде становилось скучно и мерзко. У нее была самая стройная фигура, самая большая грудь, самые платиновые волосы и самое востребованное модой лицо. Подруги ей завидовали, но ей становилось только хуже. Родители говорили что‑то про гормоны, и Магда поняла, что гормоны выстраивают непреодолимую стену между ней и миром. Парни, подходившие поговорить с ней, ее бывшие друзья, еще в трех метрах от нее натыкались на эту стену и становились глупыми, грубыми и развязными. Незнакомые парни иногда невзначай пытались ее потрогать или схватить, и Магда, всегда болезненно относившаяся к нарушению своего личного пространства, очень пугалась. Все люди стали злобными оборотнями. И в этом, она знала, была виновата ее фигура, волосы и лицо.