Луч правды во мгле лжи
Мы поднялись в номер. Я твердо встала на путь исправления и решила сначала подумать, прежде чем что‑то предпринимать.
– Напороться на погоню на пустой ночной дороге – не слишком лакомая перспектива, – делилась я сомнениями с Василием.
– А если они стукнут в правоохранительные органы? Знаешь, вторжение в частные владения, да еще под видом государственных служащих…
Да, не хотелось бы такого разоблачения.
– Не спеши! – мне очень понравилось все тщательно обдумывать, и я делала это со всем размахом неофита. – Поспешность нужна для ловли блох. Мой предыдущий опыт борьбы с мафией и коррупцией[1], а ты знаешь – он у меня есть – подсказывает мне, что никто никуда не обратится. Официально во всяком случае. Здесь никому шумиха не нужна. Вовсе даже и совсем не нужна.
– Да, – согласился Василий, – скорее всего, просто присматривают: с кем мы еще будет встречаться.
– Вот именно. Можно доставить им завтра радость и встретиться еще с кем‑нибудь. Сбить их с толку!
– А если, – начал Василий, но я его перебила:
– Никаких «если». О местном квантовом чуде знает весь город, а также центральная пресса в курсе. Это не секрет. Ну, да, зачем‑то поперлись в особняк Коростылева, да еще по дурацкому поводу. Подумают: бабские дела, какая‑то баба хочет денег срубить.
– Если бы ты мне сразу сказала – поехали бы на какой‑нибудь другой машине. Или номера бы другие навинтил.
Я погладила Васю по голове и подумала, что больше ничего ему не буду рассказывать об этом деле. Нечего его впутывать. Я просто не имею на это права – впутывать Василия в эти разборки. Он мне, в конце концов, дорог. Причем – на свободе.
– И с чужими паспортами явились бы в гостиницу, да. Василий, не усложняй и без того непростую ситуацию. Если захотят нас вычислить – вычислят. Спасибо тебе, конечно, за телефон, его номер может несколько запутать интересующихся, но ненадолго.
В общем, мы решили никуда не ехать и на следующий день, а, как и хотели, побродить по городу, подивиться на местные красоты.
Утром поболтали с любезной Катериной Петровной. И сразу прошли к Оке. Заснеженная река навевала мысли о непрерывающемся движении времени – река неспешно несла свои воды и при Илье Муромце, и при Иване Грозном, и при Петре с Февронией.
Мы никогда не хохотали с Василием, как в тот день в Муроме, подвергаясь слежке и опасности. Нас смешило буквально все: кот, свернувшийся калачиком в окошке; улица Автодора, Вишневая улица и Июльская; улицы Медовая и Луговая, Радужная и Совхозная; грозный человек в костюме Ильи, разумеется, Муромца, размахивающий мечом и призывающий при этом посетить местный краеведческий музей; и стаи толстых голубей повсюду; и малюсенький киоск под названием market; и парень в красной ушанке…
Но не зря в нашем народе бродит примета: много смеяться – не к добру. Знает наш народ, что к чему. Разбирается. Потому такой настороженно‑неулыбчивый – всегда подвоха ждет. И подвох случился. Это – мягко говоря. Вообще‑то это был целый подвохище.
Сумерки. Мы бредем по улице. Настроение у нас – лучше некуда.
И тут нам заламывают руки и запихивают в машину. Мне показалось, что это танк. Но то был всего лишь огромный минивэн. Везут куда‑то, мне показалось недолго.
Василий пытался сопротивляться. Ему дали по морде (и не только), защелкнули на руках наручники. Я вообще‑то тугодумка, до меня не сразу дошло, что происходит. Но даже если бы и дошло – что толку? Превосходящие силы противника не оставляли выбора.
И вот уже мы входим в какой‑то особняк, судя по всему, загородный. Ну как входим? Нас грубо подталкивают люди сзади, и мы с трудом удерживаем равновесие от этих толчков.
Я все время смотрю на Василия, Василий смотрит на меня. В его глазах нет страха – только злая решимость. Что Василий читает в моих? Обреченность?
Нас вталкивают в комнату. Вернее в комнатищу. Помещение огромное, явно жилое, и у меня мелькает луч надежды: это не тюрьма. Мелькает и гаснет – ввиду своей бессмысленности.
– Ну, что, кто тут привет мне передавал? – человек подходит к нам лениво, враскачку.
Блин, вот, действительно, не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
– Алексей Семенович Зотов? – напрягаю я свою слабую память. – Как тесен мир!
– Брателла, почему такой неласковый прием? В чем дело? – сипит Василий и тут же получает кулаком под дых.
– Эй, полегче, – вякнула я, – что за беззаконие? Объясните хотя бы за что?!
Меня бить не стали. Зотов просто подошел ко мне вплотную и стал внимательно меня рассматривать. А я – его. Довольно стандартный типчик для охранных предприятий – челюсть, короткий бобрик волос, перебитый нос, сломанные уши.
– Вы бы лучше проявили естественную в данном случае любезность, – промямлила я, – и поинтересовались, почему именно вам передают привет, а не кому‑то другому.
– Ну, излагай, – кивнул головой Зотов.
Я взяла мхатовскую паузу, но Зотов был явно не знаком с этим высокохудожественным приемом. Потому что опять с размаху ударил Василия кулаком в лицо.
– Прекратите рукоприкладство, – строго пискнула я, – это вам даром не пройдет! Василий – бандит. И кличка его – Сугроб! Чтоб вы знали. А если не знаете – поинтересуйтесь у сведущих людей, чем вам это грозит!
Зотов расхохотался. Но довольно натужно. Все же какие‑то сомнения зародились в его бритой голове.
– Ты кто? – спросил у Василия.
– Я – Вася Сугроб. А ты кто? – взревел Василий.
И так это у него убедительно получилось (рык имею в виду), что Зотов не ударил его на этот раз. А кивнул своих подручным, и нас опять куда‑то повели.
Привели. Это был подвал с абсолютно голым полом и стенами. Как только закрылась дверь и лязгнули засовы, я кинулась к Василию. Лицо его представляло собой сплошное месиво. А у меня даже не было с собой обширного содержимого моей сумки на все случаи жизни, сумка куда‑то делась во время нашей транспортировки. Нечем было стереть кровь, продезинфицировать раны. Я стала облизывать лицо Василия. Как собака.
Еще я плакала. Слезы лились сами собой. Василий прижался ко мне. Руки у него по‑прежнему были за спиной скованы наручниками.
– Прости меня, – сказал Василий.
– И ты меня прости, – сказала я.
[1] См. роман Марии Мусиной «Квадратные метры хитрости».
