Луна обетованная

– Я в порядке, мне еще нужно проверить остальных, я пойду. – Зульфия вошла в другую комнату.

Хайко Яками проводил ее взглядом и посмотрел на Аи Ли.

– Если и она заболеет, ухаживать будет некому. Она хорошо разбирается в медицине, – после небольшой паузы Ли вздохнула, и продолжила. – Если бы ещё знать с чем мы столкнулись.

– Все работы временно прекращены, поэтому кто может вам помочь, в вашем распоряжении. – Хайко внимательно посмотрел на женщину, его глаз еле дёрнулся. – Ещё не из таких ситуаций выходили. Мы справимся. Я обойду базу, всё проверю.

Яками, не показывая вида, направился по коридору в сторону складов. Женщина проводила его взглядом, что‑то шепча.

 

Болезнь протекала по‑разному, но один симптом присутствовал у всех: страх, панический, звериный. Страх перед тем, что будет, сними дальше. Страх перед кем‑то невидимым, из прошлой жизни или из реальной, которую они проживают в настоящее время. Никто не знал, откуда он появился. Никто не говорил. Каждый что‑то скрывал, боялся. От страха люди в ужасе метались по комнате, в истерике забивались в угол. Люди описывали страх, как нечто могущественное заставляющее чувствовать себя уязвимым, беспомощным. Непонятно почему, во время приступа у людей, мышцы сводило судорогой так, что их тела корёжило. Приступы, внезапно начинались, ненадолго затихали и вспыхивали с новой силой. Заканчивалось все дикой истерикой или потерей сознания, бредом. У некоторых всё это состояние переходило в суицидальную паранойю или пограничное расстройство личности. Люди были способны на самовольное причинение боли самим себе. Многие говорили: «Это наказание за прошлую жизнь, за грехи наши. Это – чистилище».

 

«Что такое болезнь? Это разговор Бога с каждым из нас. Не правильный образ жизни, не правильное питание – следствие – болит тут, закололо там. Нам даются подсказки: нужно исправиться, так нельзя. Но есть лекарство, изобретение, достижение человечества, пачками употребляем, глушим боль, физическую боль. А если болит Душа, лекарство не поможет, даже депрессанты. К сожалению, они одурманивают разум и еще больше усугубляют душевные муки. Никоим образом, не лечат. Наши Души лечит искреннее раскаяние, сожаление, и самое главное, не совершение подобных поступков»… – Размышления доктора Ли прервал стук в дверь. Замученная, без сна уже вторые сутки, она подняла взгляд от микроскопа. Перед ней, через стол, стоял ее однокурсник, женщина, вскрикнув, вскочила. В том месте, где только что кто‑то стоял, никого не было. Аи Ли осмотрелась по сторонам, повторный стук привел ее в чувство, она открыла лабораторию. На пороге стояла Зульфия.

– Как вы себя чувствуете? – девушка взволнованно смотрела на доктора. Аи Ли не успела ответить. Она медленно сползла вниз по стене. Женщина очнулась через полтора часа, ее руки были зафиксированы ремнями к кровати. Голова гудела и рвалась на части. В ушах стоял невыносимый шум. Мысли путались, пытаясь вырваться наружу, бешено колотили по черепной коробке. Она пыталась вспомнить, что с ней произошло, но кроме боли, никакого результата не достигла. Резко нахлынувшая опустошающая растерянность, выбила из ее глаз слезы. Какая‑то непонятная, обжигающая слабость и бессилие свернуло душу в комок, спрессовав ее до горошины. Молниеносно – это горошина разорвалась с такой силой, что женщина не выдержала, вскрикнув, потеряла сознание. Когда доктор Ли очнулась, руки, по‑прежнему завязанные, сильно болели. Она посмотрела по сторонам, около одного из больных находился мужчина. Вместо крика из горла вырвался непонятный хрип, от сухости горло жгло, язык сильно опух. Мужчина, услышав стон, обернулся, взял стакан с водой и подошел к больной. Он приподнял ей осторожно голову и напоил водой. Холодная вода обожгла гортань и желудок, но все же принесла долгожданное облегчение. Собрав все силы, она прошептала.

– Что со мной произошло?

– Вы были без сознания около десяти часов, у вас были сильные судороги, поэтому вас привязали к кровати. Если вам что‑то понадобиться, позовите, сейчас я дежурю. Зульфия отдыхает, она придет через два часа. Вам тоже нужно отдохнуть.

Мужчина продолжил обход больных, подходя к каждому и проверяя их состояние. Припадков, судорог и криков не было, тишина накалила воздух. Максим, так звали дежурного по карантинному боксу, устало опустился на стул. Его самого очень сильно трясло. С момента начала эпидемии, он один из четверых, кто оставался на ногах. Мысленно, не прекращая ухаживать за больными, он молился, обращаясь ко всем светлым силам, ко всем учителям, давшим человечеству великие писания. И просил Максим не за себя, а за всех людей, которые находились с ним на базе.

В этот самый момент Натали, делавшая обход больных, которые находились в своих комнатах, вышла в коридор. Сильно кружилась голова, ноги сделались ватными. Чтобы не упасть, девушка прислонилась спиной к стене. Немного отдышавшись, она сделала шаг. В глазах потемнело, жгучая боль вонзилась в виски, взорвавшись яркой вспышкой. Натали вскрикнула и повалилась на пол.

Максим услышал крик девушки. Он подкатил кресло, осторожно усадил её и покатил в комнату девушки.

 

Джеймс Хэррик, микробиолог, вечером этого же дня ни как не мог уснуть. Разные мысли лезли в голову, будоража память. Он пытался переключиться, сосредоточиться на новом рабочем дне, но ему это не удавалось. Джеймс в очередной раз закрыл глаза, замедлил дыхание. Сна не было. Вслушиваясь в темноту, Хэррик услышал мелодичный голос. Он вскочил с кровати, включил свет и оглядел всю комнату. Кроме него в ней никого не было. Но Джеймс точно слышал его. И чем больше он в этом утверждался, тем страшнее ему становилось. С трудом он справился с нарастающей паникой и страх отступил, спрятавшись под левой лопаткой, напоминая о себе резкой острой болью. Через час, измученный бессонницей, Джеймс Хэррик уснул. Только сон не принёс ему долгожданного спокойствия и отдыха. Тяжёлые воспоминания захватили его разум, заставляя тело вздрагивать.

«Дом. Старый дом на окраине маленького, вымирающего городка в глубинке штата. Три шахты, обеспечивающие городок работай, закрыли около года назад. Семьи, одна за другой, покидали старые дома, пустеющие улицы, редкие магазинчики. Серость и пустота вечерами заполняла шахтёрский городок, где родился и вырос Джеймс Хэррик. Где прожили всю жизнь его родители. Где его отец, всю свою жизнь проработал шахтёром.

После смерти отца Джеймс остался единственным кормильцем. Мама не смогла оправиться от потери супруга, болезнь приковала её к постели. Сын соорудил матери коляску, если можно было назвать старое кресло, к которому приделали колёса. Мечта о дальнейшей учёбе, после окончания колледжа, перестала даже маячить в обозримом будущем, от чего сын обозлился на мать.

После трёх месяцев такого сосуществования Джеймс замкнулся в себе. Мать не задавала ему лишних вопросов и старалась не надоедать разговорами. Единственное, что она делала каждое утро, это провожала его на работу и говорила ему: «Береги себя сын. Я буду тебя ждать». А когда он возвращался: «Ты сегодня опять так поздно. Устал, мой кормилец»?

Ранним утром Джеймс торопливо собирал свои вещи. Мать, слыша шум в его комнате, нервно теребила старый плед, которым были укрыты её ноги. Сын вышел из комнаты с большой сумкой в руках и рюкзаком на плечах. Не обращая внимания на маму, он торопливо произнёс:

– Я через неделю приеду за тобой. Соседке я наказал, она за тобой присмотрит. Деньги на столе. Через неделю я приеду за тобой.