Любовь к драконам обязательна

– Госпожа Амэт, вы всегда плохо соображаете на голодный желудок? – раздраженно процедил он. – Разве вы не хотели обедать?

– Я?

– Из нас двоих именно вы принялись жевать хлеб на рабочем месте. Шевелитесь!

Второго приглашения на бесплатный обед мне не требовалось, поспешно схватила ридикюль и с готовностью, выказывающей зверский голод, решительно кивнула:

– Идемте.

– Вы без плаща? – изогнул он брови.

– В плаще, – согласилась я, – но он остался в отделе продаж.

– Заберите, – со вздохом кивнул Элрой. – Подожду вас в экипаже.

Когда я ворвалась в бывший кабинет и бросилась к одноногой рогатой вешалке, где подвешенный на петельку меня дожидался плащик, то народ замер.

– Уволил? – тихо спросил клерк, полгода просидевший со мной за соседним столом.

– Покормить обещал.

– В качестве компенсации за увольнение?

– В качестве обеда, – поправила я, забрала одежду и с высоко поднятой головой вышла в коридор. Провожала меня гробовая тишина, и только женский голос вымолвил:

– Знала бы, что так выйдет, сама в Ватерхолл полетела.

Впервые за год привратник, он же охранник, открыл передо мной тяжелую дверь. По привычке я все равно прошла в проем бочком, как обычно, когда приходилось двумя руками держать тяжеленную створку и просачиваться внутрь или наружу. Шикарный экипаж Элроя ждал возле пешеходной мостовой. Я чуть кубарем не скатилась к подножью лестницы, когда засмотрелась на блестящий (во всех смыслах) транспорт и случайно перешагнула через ступеньку. Забраться в обитый натуральной замшей салон мне помог кучер, и я, обласканная вниманием обслуги, удобно устроилась на мягком сиденье.

Ехали в молчании. Элрой, не отрываясь, читал бумаги и не мешал мне представлять сытный обед. В голове все время крутились жареные рябчики в ананасах, хотя первых я никогда не ела, а вторые – терпеть не могла.

– Почему столько? – вдруг спросил Таннер.

– А? – исключительно профессионально переспросила я.

– Вы указали сумму неустойки, – терпеливо объяснил он. – Почему столько?

Как увидел, глазастый? Рассказывать о своих метаниях между заснувшей Поппи и не съеденной черной каракатицей было не очень‑то впечатляюще, поэтому пришлось вспомнить договор, пункты из дополнительного соглашения и еще кое‑что по мелочи.

– Ясно, – сухо буркнул тиран и вернулся к изучению бумаг, а потом вдруг добавил, не потрудившись поднять головы: – Очень неплохо, госпожа Амэт.

– Да, – пробурчала я себе под нос, – в разводах я кое‑что понимаю.

И в том, как вкусно поесть, тоже толк знала. Когда мы остановились возле ресторации «Лебединая песня», то перед мысленным взором снова возникли исходящие дымком рябчики с хрустящей поджаренной кожицей. Голод напрочь отбивал во мне желание работать, но зато пробуждал творческое воображение. В фантазиях ножки рябчика выглядели, как от откормленной индюшки.

К двери мы с Элроем двинулись одновременно и, конечно, встретились. Вернее, я уперлась ему макушкой в живот. Столкнувшись, сконфуженно замерли. Живот, у дракона, к слову, оказался крепкий, поди все «кубики» были на месте.

– Извините, – охнул Таннер.

– Ничего, – пролепетала я.

Тут кучер широко распахнул дверь и замер, обнаружив пассажиров в двусмысленной позе.

– Прошу, – передал мне попутчик право выныривать из кареты первой.

Было у меня подозрение, что Таннер собирался красиво выйти и как положено воспитанному мужчине подать даме руку, но голод несвоевременно прибавил этой самой даме резвости. Наверняка Элой теперь решил, будто я страдала женской независимостью от мужского плеча. Так вот, неправда! Пусть с мужскими плечами, вернее, с мужиками мне не везло, но плечи я все равно любила. Хлипкие, широкие, сильные, узкие – без разницы на какое опираться, лишь бы человек был хороший и не жмотился на поддержку. К сожалению, из экипажа все равно пришлось выгружаться самостоятельно. Даже обидно стало.

Посреди обеденной залы «Лебединой песни» тоненько звенел фонтан в виде двух скрестивших шеи лебедей, выпускавших из открытых клювов хрустальные струйки воды. Хотелось бы сказать, что выглядела композиция шикарно, как ресторанные шторы из тончайшего белого полотна или серебряные приборы, сверкающие даже в дневном свете, но нет – статуя была отвратительно безвкусной.

– Господин ди Элрой! – немедленно подскочил к нам хозяин ресторации. – Столик ждет вас.

А столик ждал нас у большого окна, выходящего на улицу. Видимо, он считался одним из лучших, далеко от кухни и прочих благ цивилизации с ватерклозетами, но едва мы уселись, как за стеклом обнаружился постовой. Наши голодные взгляды встретились. Я вдруг поняла, что при мысли, как он глотает слюну, начну ронять куски в тарелку, точно не умею пользоваться столовыми приборами.

Между тем Элрою вручили кожаную папку с меню. Одну на двоих. Похоже, цены в ресторации зашкаливали, и подавальщики заранее озаботились, чтобы дама с голодным, как у сироты, блеском в глазах не объела дорогого клиента. Таннер, не раздумывая, протянул меню мне и с ироничной улыбкой объявил:

– Тут, конечно, никто не попытается предложить вам черную каракатицу, но каре ягненка очень достойное. Ральфу нравится.

Зачем он упомянул Ральфа, жестокий человек? В голове появилась пикантная картинка, которая по отношению к начальству возникнуть не имела права, а я немедленно осознала, что не намерена пробовать каре ягненка, даже если этот бедненький ягненок последний на земле.

– Вы кормите своего дракона мясом? – уточнила я и искренне полюбопытствовала: – А как же «Вкусная жизнь» с ароматом говядины в холщовых мешках по полфунта?

– Ральф приболел, и ветеринар посоветовал естественную пищу, – самое удивительное, но, похоже, мне удалось смутить Элроя.

В общем, личный стажер шефа и ручной дракон находились на одной ступеньке эволюции. Стоило оскорбиться, но когда тебя от чистого сердца хотели накормить в дорогой ресторации, оскорбляться не выходило.

Однако уже через полчаса я поняла, что просто так, по душевному порыву и по совести, он ничего не делал. У Таннера ди Элроя просто не имелось ни того, ни другого! Ведь едва подавальщики принесли заказанные блюда, и я испробовала нежнейшую, тающую во рту вырезку, как в ресторанном зале появились две дамы средних лет. Одни из тех, что красили губы в коралловый цвет, каждый день укладывали волосы в салонах, к платьям прикалывали только ручные кружева, а в сумочках носили крошечных драконов, разукрашенных в цветочек или полоски. К слову, у одной дракон красовался синим горошком, а у другой – желтыми звездочками и розовыми усиками.