Любовь к драконам обязательна
На следующий день госпожа Паприкавикус, когда‑то принявшая мою анкету для собеседования с Элроем, восседала за столом и выглядела удивительно здоровой для приболевшего накануне человека. В приемной у стены неожиданным образом появились стулья, а на подоконнике – пара горшков с цветущими комнатными розами. В голову закралось подозрение, что вчерашнее отсутствие преданного секретаря было связано с нашествием невест. Возможно, она даже находилась в преступном сговоре с теткой ди Элрой и являлась вольной подсобницей.
– Доброе утро, госпожа Паприкака… кивус… викус… эм… – Я поняла, что пора заканчивать с перебором, так до мата недолго договориться, и бодро объяснила: – Меня вчера назначили…
– Я знаю, кто вы, госпожа Амэт! – отрезала мадам Паприка таким тоном, что окажись я попроще, то свалилась бы в обморок, но у меня за спиной имелся Институт благородных девиц и наставница Ру, то есть было о чем вспомнить и вздрогнуть. – Вы опоздали!
Одновременно мы посмотрели на настенный хронометр. До начала рабочего дня оставалось пятнадцать минут. На месте секретаря я бы посчитала за честь сидеть в той же луже, где плескались и руководитель отдела продаж, и хозяин конторы, но она недовольно поджала коралловые губы.
– Господин ди Элрой уехал до конца недели на инспекцию верфи в Ватерхолл, – объявила помощница.
– А что мне делать? – растерялась я, мысленно костеря дракона Элроя последними словами за то, что вчера даже не намекнул об отъезде. – Возвращаться обратно в общий кабинет?
– Он оставил для вас задания, – фыркнула секретарь и передвинула в мою сторону конверт.
Открыв его, я едва не выронила узкий листик со списком, и тот развернулся длинной бумажной змеей до самого пола. От изумления у меня чуть очки с носа не соскочили.
– Это все мне? – ошарашенно уточнила я. – До конца года?
– До конца рабочего дня. Документы лежат у вас на рабочем столе, – объявила госпожа Паприка и кивнула на открытую дверь в драконье логово.
Личный кабинет, вопреки дурным предчувствиям, оказался мечтой конторского клерка: небольшая комната с окном, выходящим на проспект, и удобной мебелью. Даже собственная вешалка для одежды имелась, а на столе лежал дорогой письменный набор с серебряными перьями.
Устроившись на новом месте, я со вздохом принялась изучать список. Почти уверена, что Элрой потратил на него всю ночь, ведь за короткое утро ни один нормальный человек не в состоянии исписать столько бумаги. Конечно, не стоит думать, будто кто‑то причисляет дракона к нормальным, но ведь не умеет он писать одновременно двумя руками?
На сорок пятом пункте ко мне пришло озарение. Таннер ди Элрой был не драконом, а злой мачехой! В любовном романе вздорная баба отпустила бедняжку Золушку на бал, но прежде приказала устроить генеральную уборку, перекопать огород и в конце осени за каким‑то лядом посадить цветущие розовые кусты (видимо, тут имело место литературное допущение для драматизма). Но мне было гораздо хуже! До конца рабочего дня справиться со всем перечнем не сумел бы даже тандем Золушки и крестной феи!
К слову, фея у меня действительно имелась, только к конторе я бы не подпустила ее на расстояние арбалетного выстрела. В лучшей подруге Фэйр текла магическая кровь, но к тринадцатому поколению колдовского дара уже не осталось, только внешние признаки: вертикальные зрачки, кудрявые фиолетовые волосы и верхние острые клыки. Она утверждала, что в семье через поколение еще и стрекозьи крылья вылезали. Подруге, правда, повезло, а ее кузина всю жизнь мучилась. Мало того что выглядели крылья отвратительно, удалить их было невозможно, подобрать одежду почти нереально, только шить на заказ, да еще в мороз из дома не выйдешь: проклятый рудимент стекленел и начинал ужасно ломить.
Неделя прошла, как в тумане. По ночам мне снились бесконечные договоры, жалобные письма и еще кое‑что по мелочи с участием дракона Элроя. Один раз он пытался меня уволить, а другой – соблазнить. Не уверена, какой из кошмаров оказался страшнее. К пятнице я точно знала, кто в названии «Драконы Элроя» был главным, злобным и кровожадным драконом: мадам Паприкавикус (да‑да, ее фамилию я научилась произносить без запинки уже к вечеру вторника и без прикрас чувствовала себя дрессированной макакой).
И я поняла еще кое‑что! При всем своем многогранном сволочизме Элрой не сумел сожрать леди средних лет только потому, что из них двоих она оказалась сильнейшим хищником! Ему просто пришлось с ней сработаться!
Каждый день меня ожидал новый список, и в душу закрадывалось подозрение, что Элрой с Паприкой сговорились заставить стажера подтянуть накопленные за три года хвосты. Если вдруг я скопычусь от переутомления, они оплатят мраморную гробовую доску с надписью «Твой подвиг не забыт» и найдут новую жертву из числа конторских неудачников. Но утром в пятницу, когда я вошла в приемную и приготовилась к очередному списку, по длине похожему на рулон гигиенической бумаги, мадам Паприка заявила:
– Сегодня у вас немного дел, госпожа Амэт.
– Серьезно? – прямо сказать, опешила я.
– Нужно забрать Ральфа из ветеринарной клиники домой, а заодно пиджак для завтрашнего благотворительного вечера у королевского портного.
– И посадить в саду тридцать три розовых куста, – пробормотала я себе под нос.
– Простите? – грозно уточнила секретарь.
– Да так, – невинно улыбнулась я, – в голову пришло.
– В контору не возвращайтесь. Как привезете все к господину ди Элрою, можете располагать своим временем.
Проклятье, какая невероятная щедрость! Насколько я понимала, особняк находился в пригороде, и добираться до дома мне предстояло часа четыре по бесконечным столичным заторам. Как раз к ночи поднимусь на родную террасу.
Мне вручили десять шиллингов на возницу, адреса и записки для ветеринара и портного. В них мадам Паприка уверяла, что я не какая‑то там приблудная девица, а личный стажер ди Элроя, так что пиджак за тысячу шиллингов не запоганю и ручного дракона нигде не потеряю…
Если не хочу лишиться работы.
Клянусь, я сама думала точно так же, когда усаживалась в кеб и выдвигалась в сторону ателье!
Королевская портняжная мастерская ослепляла своей роскошью, и когда меня ввели в примерочную комнату, где среди зеркал стоял безголовый манекен, одетый в белый пиджак с двумя рядами черных пуговиц и с фигурными заплатками на локтях, то я даже несколько опешила. Шкаф для единственной вещи, определенно, был по размеру больше моей спальни. С другой стороны, подозреваю, что за меня никто не даст тысячу шиллингов, как бы еще приплатить не пришлось.
Королевского портного белошвейки называли Маэстро, и он лично вышел, чтобы отдать пиджак.
– Посмотрите, – кружился он возле манекена, – какие удивительной красоты швы. Пуговицы, между прочим, сделаны из натурального черного янтаря. Подбирали камушек к камушку, шлифовали…
У портного были длинные пальцы, унизанные перстнями, и очень узкие ладони. Руки выглядели некрасивыми, но я завороженно следила, как он складывал эти самые некрасивые руки, изображая процесс шлифования.
– А этот фасон, – продолжал петь соловьем Маэстро, словно пиджак еще не оплатили, и он боялся остаться без денежек, – последний писк моды!