Любовь Юн Сока
– А Зойка?.. – вдруг спросила она. – Хм, простите! Зоя, моя подруга… Такая светловолосая, невысокая… Она не пострадала? Мы были вместе в этом автобусе… Ездили на экскурсию в Эверлэнд2… – голос ее звучал надтреснуто, с паузами. Видимо, сказывались последствия травмы и общего наркоза во время операции.
– Не напрягайтесь, вам нужно больше отдыхать, – мягко ответил мужчина и добавил. – Вашей подруге досталось, но меньше, чем вам. У нее сломана рука и сотрясение мозга.
– Сломана рука?! – распахнула глаза девушка. – Но как же так?! Ей никак нельзя ломаться… – лицо ее страдальчески сморщилось.
– Нельзя? Почему? – заинтересовался Юн Сок.
– Ну, как же! Она ведь воздушная гимнастка3! В цирке! У нее очень сложный номер под куполом цирка!
– Ваша подруга работает в цирке?! – удивился хирург.
– Да. А что? На нее не похоже? Ой! – вдруг дошло до рыжей. – А откуда вы вообще знаете о Зое?..
– Ваша подруга, по‑видимому, очень упрямая и настойчивая! Она все пыталась узнать, насколько сильно вы пострадали и где находитесь, – хмыкнул Юн Сок.
А толстушка вдруг расплылась в улыбке:
– Узнаю мою Зойку! А… Доктор, вы точно уверены, что мы говорим об одном и том же человеке?
– Несомненно! Потому что она расспрашивала меня о своей подруге Маше! Вы же – Маша?
– Д‑да… Странно…
– Что кажется вам странным?
– Откуда вы знаете о нас?
– Поговорим об этом, когда вы будете чувствовать себя лучше, – тонко улыбнулся Юн Сок и обратился к медсестре, находившейся тут же, в палате, по‑корейски. – Сестра, через несколько дней готовьте больную к переводу в палату интенсивной терапии. Но это при условии, если она будет восстанавливаться нормально. Потом пусть мне сообщат, в какую палату ее разместят.
– Да, доктор! – кивнула женщина.
Юн Сок ещё раз взглянул на пациентку и вышел из палаты.
Вечером, уже выйдя из здания госпиталя и сев за руль своей машины, он вдруг, ни с того ни с сего, вспомнил слова рыжей толстушки о том, что ее подруга работает в цирке.
В Корее цирковое искусство, в европейском его понимании, не было столь распространено, как в других странах. Единственный стационарный цирк, о котором знал сам Юн Сок, был цирк Дончун, с традиционными для манежа номерами. В детстве, когда еще не родилась Су Ми, родители, при их постоянной занятости, пару раз водили сына на представления в Дончун, и воспоминания об этом до сих пор оставались в памяти взрослого Юн Сока как что‑то яркое, шумное и захватывающе‑волшебное.
А эта хрупкая русская, оказывается, была циркачкой, да еще и со сложным номером под куполом, на большой высоте, как сказала ее рыжая подружка.
Странно, но эта девушка, Зоя, вызывала у мужчины противоречивые чувства. Его раздражали ее постоянные нарушения больничного режима, ее упёртость и упрямство. И в то же время ему была интересна она сама. Юн Соку хотелось узнать, чем она интересуется, какую еду любит, какие книги читает. Его привлекал некий диссонанс между хрупкой внешностью блондинки и низковатым, бархатным голосом, столь необычным для юной особы, какой она, несомненно, являлась. А в свете открывшейся сегодня информации ему было интересно узнать, одна ли она работает в цирке, или является представительницей целой цирковой семьи, а то и династии.
Юн Сок не признавался даже себе, что эта малышка, которую он знал немногим более суток, чем‑то зацепила его, привлекла к себе внимание молодого мужчины, все время до этого отдающего своей работе и даже не заводящего постоянных отношений с женщинами, а предпочитающего удовлетворять физиологические потребности с профессионалками, перед которыми у него не было никаких обязанностей и ответственности.
Молодой человек покачал головой и уже повернул ключ зажигания в замке, когда в его кармане зазвенел телефон. Звонила сестра. Ему пришлось заглушить мотор и ответить на звонок:
– Да, Су Ми! Привет! Я только что вышел из госпиталя, вот сел в машину. А ты что хотела?
– Слушай, скоро день рождения у Хэ Гё! Нас наверняка пригласят к семейству Хон. Ты еще не думал о подарке?
– Ох, блин! Я не то что не думал, я вообще забыл про то, что у нее день рождения! Это же ты с ней общаешься!
– Все мы в одной лодке, братик! – невозмутимо откликнулась Су Ми. – Ты мне лучше скажи – у тебя сегодня еще остались силы на родную сестру?
– С какой целью интересуешься?
– Ты на машине? А то моя в ремонте…
– Ну, конечно! – хмыкнул Юн Сок. – Зачем еще нужны старшие братья?!
– Ю‑у‑ун! – протянула девушка и перешла на русский язык, как всегда, когда называла брата этим сокращенным детским именем. – Ну, не занудствуй! Давай съездим за подарком для Хэ Гё, а потом я, так уж и быть, в благодарность накормлю тебя вкусным ужином!
– Вот хитрюга! – засмеялся молодой мужчина. – Имей совесть, мелкая! У меня сегодня было три операции…
Девушка шмыгнула носом:
– Значит, ты сегодня недееспособный?
– Эй, это что ещё за выражения! Я всегда дееспособный!
– Значит, свозишь меня по магазинам? – тут же ухватилась за его слова эта хитрая лисичка.
– Ну, девочка! Тебе бы дипломатом служить, а не певицей!
– Да мне и на моем месте неплохо! – парировала та. – Ну, так подъедешь за мной?
– А ты где?
– Пока в филармонии! – с готовностью сообщила Су Ми.
– Ладно, лиса! Жди! Через полчаса выходи!
– Люблю тебя, братик! – и она звонко чмокнула в трубку.
– И я тебя, мелкая! – отозвался Юн Сок и первым отключился. Вздохнув, подумал о том, что отдых откладывается на неопределенное время, и вырулил с парковки у госпиталя.
Действительно, через тридцать пять минут он уже подъезжал к зданию филармонии, сразу заметив стоящую на тротуаре в элегантном, легком платье сестру. Если Юн Сок был копией своего отца, то младшая дочь семьи Шин больше походила на Анну, хотя корейские корни отца все же четко прослеживались в ее внешности. Она была темноволосая и кареглазая, в отличие от Юн Сока, глаза которого отливали зеленой бирюзой материнских глаз.
Су Ми всегда тщательно следила за собой – легкий макияж, светлая отцовская кожа, неизменно аккуратная прическа и платья – всегда только платья и юбки. Настоящая артистка филармонии! Дива, на которую всегда были обращены взоры многих людей – и поклонников, и коллег по сцене.
Вот и сейчас она была сама элегантность! Юн Сок с удовольствием оглядел фигурку сестры и распахнул перед ней переднюю пассажирскую дверцу. Девушка впорхнула в салон и, потянувшись к брату, звонко чмокнула его в щеку:
