Мадам Филимонова

Андрей не имел понятия, кто на самом деле была его вторая половина, и что героин и деньги часто хранились в его коммунальной кухне. Он женился, как он думал, на работнице прачечной, которой он верил беспрекословно. Она спасла его от щемящего каждодневного одиночества и диабета. Она помогала ему иногда колоть инсулин. Она, казалось, заботилась о нём и даже иногда варила борщ. Половых отношений у них не было. Андрей стал импотентом от диабета и алкоголя несколько лет назад. Его новая жена нисколько не была смущена слабостью её мужа, а даже наоборот, ему казалось, это поощряла. Он решил, что она была фригидная, оттого что была толстая, что было далеко не так. Мадам до сих пор любила и желала Соловья. Другие мужчины казались ей, как она выражалась, недоносками. Её любовь к Соловью была глубокая и непоколебимой, ещё с той поры, когда они были детьми. Он занимал особое место в её увеличенном гипертрофией сердце. Он её тоже по‑своему любил и уважал за прямоту, изобретательность и смелость, а также верил ей во всём с подростковых лет. Для него слово Филимоновой было закон. Он знал, что она вышла замуж за диабетика Андрея только для дела.

Операции по продаже наркотиков шли гладко. Всё было схвачено. Эпидемия СПИДА и хронического вирусного гепатита только начиналась, но об этом власти не распространялись. Прибыль от продажи зелья продолжала пополнять карманы советской мафии и её подручных существенными доходами. В то время никто не верил, что советская мафия существует, и это было на руку Барону. Следующими по рангу были Мадам и Соловей. Уже тогда Соловей и Барон решили, что если что случись с Бароном, Мадам встанет во главе всей операции, а Соловей будет держать всех под контролем. У него на это был талант. Он знал, что Мадам была гораздо лучшим кандидатом для мафиозо, чем он, благодаря её природному чувству превосходства и способности беспристрастно анализировать происходящее. Она была, ко всему прочему, искусным дипломатом. Она никогда публично не сорила деньгами и умела находиться в тени, не привлекать внимания.

Неожиданно похищенная конкурентами, Мадам не теряла надежды. Она умела уговорить кого угодно следовать её плану, и теперь она знала, с кого начинать – с бородатого. Она опять прислушалась. Было тихо. Ей стало ясно, что её инквизиторы выдохлись. Она провела языком по зубам и обнаружила, что два верхних передних зуба отсутствовали. Она облизала пересохшие, потрескавшиеся, в запёкшейся крови губы. Вкус крови взбудоражил и остервенил её.

– Повешу гадов на первом столбе, – в полголоса прошептала она и прислушалась.

За окном всё было тихо. Она попыталась вспомнить, сколько было времени, когда они схватили её на улице, недалеко он кинотеатра «Новороссийск», на углу Покровки и Садового кольца. Она не сопротивлялась, чтобы не привлекать внимания и избежать милицейского ареста, чего явно не понимали её похитители. Она заключила, что они были глупы, как пробки. Это давало ей надежду на побег. Она была уверена, что настанет подходящий момент, когда можно будет объегорить её похитителей. В машине похитители надели на неё наручники и мешок на голову, предварительно запихнув в её рот плотно скомканный мужской носовой платок.

Языка, на котором они говорили, она не понимала. Азербайджанцы? Дагестанцы? Она давно пришла к выводу, что это никакого значения не имело, кто они были по национальности. Она мысленно обобщала всех, как она выражалась, «темнокожих» и «косоглазых» из дружественных советских республик, одним словом – «чурки».

Мадам с отвращением вспоминала, как они сначала насиловали её по очереди на полу. Их было трое. Один из них, пухлый, маленького роста с бородой, тоже по виду чурка, почему‑то наотрез отказался её насиловать, и один раз, когда один из них решил повторно её изнасиловать, вдруг встал на её защиту. В глубине души она была ему благодарна, но, с другой стороны, была зла на него, что он был их соучастником. Остальные двое смотрели на него с насмешкой. Лысый, с утрированной гримасой сожаления, гундосил:

– Что, слишком толстая? Не для тебя? Закрой глаза и представь себе, что она Джина Лоллобриджида!

В подвале начало темнеть. Где она? За городом, или в черте города? Шума машин не было слышно. Не слышно было сирен. Вдруг она услышала, как ключ заёрзал в скважине, дверь подвала поддалась и открылась. Бородатый вошёл в комнату. Он молча снял с нее наручники, вытащил кляп изо рта и помог ей высвободить ноги из верёвок.

– Я извиняюсь. «Мне были нужны деньги», – сухо сказал он. – Они мне не сказали, что планировали на самом деле и кого они собрались похищать. Я бы в жизни не согласился, – продолжал он шёпотом, но уже с некоторым запалом. – Клянусь здоровьем матери, Мадам!

Она отметила, что он не лебезил. Видно было, что он в отчаянном положении и в данный момент он безрассудно рисковал своей жизнью, чтобы ей помочь. Она встрепенулась:

– Конечно деньги, что же ещё? – она презрительно усмехнулась.

– Дам двести рублей, если поможешь мне отсюда сбежать.

Она подумала, что он начнёт торговаться. К её удивлению, он промямлил:

– Деньги не возьму. Это моя вина, Мадам. Если можно, замолвите за меня словечко Соловью.

– На что ты тратишь деньги? – холодно спросила она.

Оказалось, что его мать лежала в больнице с раком груди и ему нужны были деньги на операцию. Никто не соглашался оперировать, ей был шестьдесят один год, и она была не москвичка. Говорили, что операции она не переживёт, хотя никакой уверенности ни у кого не было. Один из санитаров посоветовал ему дать хирургу взятку сто восемьдесят рублей:

– Скорей всего метастазов ещё нет, – сказал он утвердительно.

У бородатого в жизни никого не было, кроме матери. К тому же он был человек суеверный. Он решил, что если он не попытается помочь матери, ему будет наказание сверху. Что‑то вроде возмездия. Мать не одобряла его занятия.

– Они пьяные, – спокойно продолжал бородатый. – Шалим‑Водолаз, дагестанец, присоединился к новой банде из Чертаново. Лысого, Ибрагима, Шалим встретил в Москве. У них план, как я понял, убрать Соловья и завладеть целиком продажей героина. У Барона не будет выхода, как только иметь дело с ними. Они хотели поставить его перед фактом.

Мадам опять улыбнулась и спросила:

– Откуда ты их знаешь?

– Я встретился с ними в кафе «Метелица». Они спросили, хочу ли я заработать. Они предложили пятьдесят рублей. Я думал – им нужен человек, чтобы постоять на шухере, пока они ограбят магазин. Они сказали так:

– Поторчишь на стрёме пару минут – полсотни получишь. Поди плохо. Свисти, если что. Свистеть умеешь?

В этот миг Мадам Филимонова вспомнила, как Соловей говорил ей месяц назад, что один баламутный «чурка» из банды конкурентов хочет проникнуть в его близкое окружение. Ему донесли, что новобранец лелеет мечту, стать главарём вместо Соловья, и что он, возможно, попытается убрать Соловья в подходящий момент. Устроить провокацию, как будто залётный, никому неизвестный бандит, пришил Соловья, забрал мешки с героином и пропал бесследно. Но сначала надо было убрать Мадам и завладеть частью товара. Она опять усмехнулась и подумала про себя:

– Дурак даже не понимает, что ни один залётный не смог бы провернуть такое дело без помощи стукача изнутри.

За стукачество члены банды платили жизнью. Все следили друг за другом и хотели быть первым, кто предупредит Соловья, потому что его искренне уважали за смелость и чувство юмора. Он был щедрым главарём, ценил лояльность больше, чем деньги. Все это знали и одобряли.