Медовый месяц в космосе
Когда сообщение Космолета было должным образом передано и записано, его пропеллеры начали вращаться, а его нос повернулся на северо‑восток. Так началась, как теперь известно всему миру, самая необычная предвыборная поездка, которая когда‑либо была известна. Сначала Балтимор, затем Филадельфия, а потом и Нью‑Йорк увидели вспышки в небе. Были иллюминации, факельные шествия, вся техника американской предвыборной агитации работала на полную мощность. Но когда люди увидели вдали, в звездной ночи, эти быстро меняющиеся лучи, сверкающие как бы из бесконечного космоса, и когда телеграфисты поняли, что это сигналы, то, казалось, и республиканцев, и демократов охватил какой‑то трепет. Даже мысли представителей Таммани стали подниматься над уровнем подлой торговли. Это было почти как послание из другого мира. В нем было что‑то сверхъестественное, и когда его перевели и бросились печатать в дополнительных выпусках вечерних газет: "Голосуйте за честных людей и честные деньги" – стало девизом миллионов.
Из Нью‑Йорка в Бостон, из Бостона в Олбани, затем через всю страну в Буффало, Кливленд, Чикаго, Омаху, затем на запад в Сент‑Пол и Миннеаполис, на север в Портленд и Сиэтл, на юг в Сан‑Франциско и Монтерей, затем снова на восток в Солт‑Лейк‑Сити, а затем, после прыжка через Скалистые горы, который напугал миссис Ван Стюйлер почти до обморока и заставил Зейди затаить дыхание, на юг в Санта‑Фе и Новый Орлеан.
Затем на север по долине Миссисипи до Сент‑Луиса, а оттуда на восток через Аллеганы обратно в Вашингтон – таково было знаменитое ночное путешествие Космолета, и так с помощью длинного серебряного язычка света он распространил весть о здравом смысле и коммерческой честности по всей длине и ширине Великой Республики. Мир знает, как Америка восприняла и интерпретировала его на следующий день.
Тем временем мистер Рассел Ренник отправился поездом в Вашингтон, и на следующий день после выборов он с готовностью взял назад все свои намерения в отношении маркиза Байфлита, принял вместо него лорда Редгрейва и дал свое благосклонное благословение на свадебном завтраке, состоявшемся через неделю в салоне корабля Космолет, парящего в воздухе на высоте пятисот футов над куполом Капитолия. К этому он добавил чек на миллион долларов, который должен быть выплачен графине Редгрейв по возвращении из свадебного путешествия.
Позавтракав, свадебная компания под руководством капитана осмотрела замечательное судно. После этого, пока все пили кофе и ликеры, а мужчины курили сигары в гостиной, несколько самых выдающихся мужчин и женщин Соединенных Штатов испытали необычное ощущение: они спокойно сидели в креслах на палубе, в то время как их несло со скоростью сто пятьдесят миль в час сквозь атмосферу.
Они подлетали к Ниагаре, опускались в нескольких футах от поверхности водопада, проносились над ним, падали на реку и проносились по ней в нескольких ярдах от бушующих вод. Затем в одно мгновение они взмыли в облака, снова снизились и взяли курс на Вашингтон с невероятной скоростью, но для них самих совершенно незаметной, если не считать размытой стремительности едва видимой земли за их спинами.
В тот вечер Космолет снова остановился перед ступенями Белого дома, а лорд и леди Редгрейв стали гостями полуофициального банкета, устроенного недавно переизбранным президентом. Речь на вечере произнес сам президент, пожелав здоровья жениху и невесте, и вот как он закончил ее:
– В церемонии, свидетелями которой нам выпала честь стать, есть нечто большее, чем соединение мужчины и женщины узами священного брака. Лорд Редгрейв, как вы знаете, является потомком одного из самых благородных и древних родов на Родине Новых Наций. Леди Редгрейв – дочь старейшего и, надеюсь, мне будет позволено сказать без обиняков, величайшего из этих народов. Возможно, еще рано говорить о формальной федерации англосаксонского народа, но я думаю, что выражаю чувства каждого добропорядочного американца, когда говорю, что если слухи, которые распространяются по Атлантике, слухи о решительной попытке некоторых европейских держав напасть и, если это возможно, разрушить эту великолепную крепость личной свободы и всеобщего равенства, которую мы называем Британской империей, к несчастью, окажутся правдой, то может случиться так, что весь остальной мир поймет, что Америка не зря говорит по‑английски.
