Мистификация дю грабли

Книга Бытия. Глава шестая.

…Как‑то в глухом непролазном лесу, похоже, дело было уже в нашу, кайнозойскую эру, и, значит, вполне можно верить на слово современным учёным, на землю с высокого дерева спустилось существо, очень даже напоминающее современную обезьяну. Оно поковыряло пальцем в своём носу, всплакнуло за неимением собратьев поблизости и призадумалось… (Теорию условных рефлексов академика Ивана Павлова сам Господь тогда ещё не знал и потому как бы не одобрял, но зато запросто разрешал всем животным думать…) Мысли обезьяны тогда были короткими, но очень свежими:

«Какого чёрта я сама лезу к нему?», «Пойти, что ли, этой родственнице морду расцарапать?.. А хотя бы за то, что она меня дурой назвала…»

Она огляделась по сторонам и в лёгкой задумчивости волосатой пятерней почесала свою задницу. Гигантские папоротники роняли ядовитую росу и безжалостно дарили эйфорию смерти птицам и грызунам. Приматка, оглядываясь по сторонам, успокоилась: ужин ей обеспечен, ведь на её желудок этот яд никак не действовал. Скорее наоборот, можно было обойтись без приправ… Но было скучно – кого, кого можно было пригласить на ужин? Перед кем ей похвастаться обязанностями хорошей хозяйки?

«Был бы хоть из хорошей семьи, а то лысый спереди, косматый сзади, кривоногий, да ещё и дебошир! Подумаешь, сперла у него чесалку для спины!»

Она обошла огромную лужу, подразнила невообразимых размеров неповоротливую змею, кольцами своего тела барахтавшуюся в грязи, и снова призадумалась:

«На вечеринку у водопоя, что ли, сегодня сходить? Нет, опять в догонялки с улитками будут, да забродившие фрукты придётся сосать, чтобы настроение поднять, и травку всё равно нюхать заставят. Такими после всего все становятся ходячими кошмарами. Хуже укров. Потом с родителями в прятки несколько дней играть… Блин, лучше уж в гости к стрекозам – на поляне круг из цветов вязать и на голове его носить, хотя это такая стыдоба – кошмар! Но хоть жопа болеть не будет. И на них полетать можно в свое удовольствие, а потом перессорить их между собой. Да, не всё потеряно – жизнь продолжается! Хотя эти стрекозы, говорят, воровки жуткие – утащили двух коров прямо в небо, но со мной ведь дружат? Хотя… С кем ещё им дружить? С лягушками? Ха… С этими тварями, которые драконов гоняют по болотам и топят их там? И жрут всех подряд? Или с бабочками?.. А‑ха! Эти ваще, просто – ваще! Драчливые… Мамонтов вусмерть забивают и жрут их шерсть – моль, им это разрешено! Лицемерки подлые. Зато красивые…»

Она ещё больше призадумалась над тайнами мироздания, пытаясь или разгадать их, или объяснить их с помощью своей первобытной фантазии. Но тут в этот процесс вмешались блохи – сильно и больно зачесалось… Она залезла на огромный одинокий валун и принялась искать на себе непрошеных дармоедов. К невинной фантазии девственного ума добавилась жуткая провинциальная мстительность и жестокость. Но, увы, не только в современном мире бдительность терять нельзя. Бдительность – это проценты по кредиту доверия. Чем больше проценты, тем меньше доверия… А в те времена и вовсе обходились без доверия. Кто‑то сзади положил на её плечо свою тяжёлую лапу.

«Всё… Прощай, молодость! Я никогда не буду счастливой! Я даже старой теперь не стану! Сожрут! Сожрут и не посмотрят на мою красоту!» – страх обезьяны вписал эти мысли в её долгую, безмерную девичью память.

– Ху… – сдул чей‑то чесночный дух пыль с её ушей.

– Ху‑ху‑я! – непроизвольно согласилась приматка. – Ху‑ху…

Она, дрожа и икая, медленно повернулась… Перед ней стоял немолодой укр с огромной бородой. Сказать, что это была борода, было нельзя. Просто длиннющая шерсть свисала по окружности голого черепа, скрывая длинные остроконечные уши и низ лица под огромным мускулистым носом, с помощью которого укры с рождения своего умеют вынюхивать пользу для себя.

Укры – это было самое древнее племя существ, умевших постоянно прямо ходить. Остальные по‑старинке всё ещё носились на четвереньках или ползали подальше от тех, кто умел кувыркаться, бегать, летать и плавать. Приматка была сама превеликого роста, но укр был выше раза в два. Почему‑то все укры были бородатыми – иногда даже самки. Это их сразу отличало от простых, даже похожих на них обитателей доисторического леса. Но вожаки уже умели бриться, чтобы отличаться от остального стада. Брили не только бороду, оставляя одни усы, но и голову для вящей красоты и значимости, сохраняя длинный клок волос на ней – чуприну. А ещё они были настолько вечно голодными, что даже сам Господь Земли толком не мог объяснить самому себе, откуда они взялись? Таких ненасытных тварей он вроде не создавал. Господь попытался было порасспрашивать обитателей соседних планет, но там царил такой беспорядок с различными идеями, что он решил повременить с расследованием. Лишь после аварии летающей тарелки с Сириуса он понял, кому он обязан появлением этих тварей. И эти твари размножались с немыслимой быстротой, что заставило Господа задуматься о будущем своего мира. Они ворвались в эпоху ещё несуразных, но уже многоклеточных, очень вкусных существ – существа со вселенским писком моллюсков исчезли на суше. Лишь часть из них спаслась в пучинах ураганных морских вод. Украм пришлось прокрасться в эру динозавров – динозавры кончились… Выдохлись. Лишь куцая часть живых организмов, чтобы спастись, прикинулась млекопитающими. Но это их не очень выручало… (Палеонтологи подтвердят.) Обглодав кости последнего ящера, укры оглянулись по сторонам – под угрозой вымирания оказалось всё живое на планете. Именно аппетит укров, а не Божий умысел стал не просто основным законом, а пинком для эволюции флоры и фауны на земле. Господь впал в вековую задумчивость…

Глаза укра были полны самой чёрной печали. Он продолжал лапать перепуганную приматку и затем поставил её на четвереньки. С досадой, но тщательно осмотрев её голую красную задницу, похлопал лапой по её бёдрам, немного подумал да и оседлал её:

«Давай скачи по кругу!!» – на телепатическом уровне приказал Великий укр.

И она поползла‑поскакала со своим огромным всадником по первобытной поляне, поросшей удивительно прекрасными цветами. Одинокому укру явно вскружил голову волшебный аромат этих растений. Он был романти́к. (С ударением на последнем слоге). Укр ухал, вопил и без устали бил по бедрам свое транспортное средство окаменевшими от грязи пятками. Из‑за разницы в росте великана и приматки ему приходилось иногда семенить ногами по траве – он скользил и полностью садился на поясницу приматки, но она тогда так прогибалась под его тяжестью, что ему приходилось снова отталкиваться от земли своими ногами. Иногда он останавливал её перед очередным кустом с чудесными цветами, нагибался с неё, срывал ещё один волшебный цветок размером со свою стопу и нюхал, всё более и более развивая свой не только поэтический аппетит.

Ещё немного, и он избавился бы на часок‑другой от своей вечной печали – все Великие укры терпеть не могли друг друга по степени значимости своих аппетитов у костра во время дележа еды. Равенства у них не было во всём. Были старейшины – только они имели право бриться, оставляя на себе длинные висячие усы. Были старшины – эти тоже брились, но не всегда – затем их самки, потом по рангу шли охотники и учёный сброд, первыми среди последних были музыканты и певцы, потом слуги старшин, повара и мастера всяких поделок. Последними в пищевой цепочке были печальные… То есть, просто укры. Но всё равно – Великие укры.

Он уже выбирал место для своего обеда, но тут… «Стоять! Дикие кошки! Давай в пещеру!» – объяснил перемену своих планов приматке наездник.