Мистификация дю грабли

– Терем пожгёшь? – всхлипнул, размазывая сопли по паутине, свисающей из дымохода, домовой.

– Пожгу! Вот‑те Перунов знак! – Владимир скрутил фигуру из трёх пальцев и, сунув руку в отверстие заслонки, пошарил этой фигурой в дымоходе.

– Убери подальше тряпки, тут ещё одна… болтается… – жалобно попросил князя закашлявшийся домовой.

– Вот то‑то же… – хмыкнул Владимир, отряхивая руку от сажи на рукаве. Потом, пошарив в дымоходе, извлек ещё один свёрток тряпья. Только после этого из кирпичного дымохода выползло облако, слегка громыхнуло, поискрило и отряхнулось от сажи. Немного покружившись по горнице, это самое оно прилегло на лавку.

– Ты это, прими свой облик, неча тут… Детишек с бабами тут нетути, и пугать тебе некого. Вот, медовуху принес – лакай.

Домовой мгновенно материализовался и, спустившись с лавки, припал бадье. Князь снял со стены рушник и, обметя им сажу с лавки, присел на неё рядом с домовым и, похлопав в ладоши, произнёс:

– Ну, будя, будя! А то опять буйствовать не по времени начнешь. День на дворе – светло ещё для твоих проказ. Ух, ты… – осекся Владимир, вглядываясь в домового.

– Ик‑ик, – оторвавшись от медовухи, домовой взглянул на князя и жалобно повторил: – Княже, не надо терем жечь…

– Да… это… – замахал руками князь. – Ты на кого похож?

– А чем тебе моя личина не нравится? – обиделся домовой.

– Пужать годи… – князь сел на лавку и стал со всех сторон разглядывать домового. – Похож на не знамо что…

Домовой внешне напоминал человекоподобное существо с длинной нечесаной гривой волос. Казалось, он весь закрывается ими с головы до пят, оставляя прорехи в своей внешности для глаз и большого грушевидного носа. Роста маленького, очень юркое существо со времени его изгнания с Лысой Горы со всеми сородичами в жилища людские, приобрело все навыки скалолаза‑прохиндея, способного появиться и исчезнуть сквозь самую маленькую щель или дырочку. Но что же так удивило Владимира? Впрочем, дадим ему самому слово:

– Игилушка, а че эт ты в таком виде?

– В каком‑таком? – встрепенулся домовой.

– Раньше был о‑го‑го, а счас? На космы свои посмотри… Кто ж тебя так разодрал? Ты раньше даже с дружиной моей спорил, кто сноровистей и кто сильней, да кто летучей в драке… А счас? Весь обдёрганный, весь…

– Раньше я только со славянами бузил, теперь вот… языки осваиваю. Вот вышиванку, – поскреб себя по груди домовой, мотая головой, – пришлось украсть, за своего чтоб сойти…

– Да весь какой‑то ты обдолбанный, убогий… – продолжал сокрушаться князь.

– Эх, Володюшка, куды мир катится? Кого только в Киеве теперь нет. Заглянешь к кому попугать‑повеселить и не знаешь, на каком языке обматерить хозяев. Вот сего дня под утро схлопотал такое от веника, что и не сказать, не передать. А до этого че только ещё выслушать не пришлось. Ты память мою знаешь, передам дословно:

«– Питаю, як вихована людина, кто сало анулював?

– Запитай чого легшее.

– Дружина, востаннє тебе культурно питаю», – подражая голосам собеседников, заверещал, загундосил домовой.

После этих слов князь насторожился и, пристав с лавки, стал очень внимательно прислушиваться к каждому слову домового. Домовой бесстрастно продолжал декламировать:

«– Тю, забув чи що де живемо? Кацапи ж кругом. У них і питай…

– А це що ще за чоловік у тебе за спиною?

– Та сусід зайшов ось і ніяк піти не хоче Каже, що домовик.

– Та який домовик? Кобель це кацапський!

– Ех, був би хоч і справді кобель. А то цілий день одна самотня…

– Дура, заклопотана, ось хто сало вкрав?

– Стривай, я сама…

– Ні вже, я сам – в дупу його, в дупу. Щоб сало там у нього застрягло».

– Ну, что‑нибудь понял, княже? Ох, и прилетело же мне, – огорченно вздохнул домовой. – А тут ещё твой Теодор повадился к моим бабам шастать. Интриган заморский…

– Ну, чего ж тут не понять? – нахмурился князь. – Дружина… Восстание готовят! Вовремя я с тобой встретился. И кацапы ещё какие‑то у них тут. Бунт, значит, затевают! Ну, бывай, Игилушка…

– Погоди, княже, а звал‑то зачем? – уныло спросил домовой, не услышав от князя даже сочувствия.

– Ах, да… – вспомнив, зачем ему понадобился домовой, остановился князь. – Ну, это теперь не главное… Хотя, Игилушка, по‑быстрому только, а то вон какие дела в городе происходят. Игилушка, вопрос: а может такое быть, что бабушка моя временами воскресает?

– Ох‑хо‑хо, с твоей бабушкой и не такое станется! Молчу‑молчу… – затрясся от страха при одном упоминании княгини Ольги домовой.

– Ты её видел, видишь ли где? – продолжал допытываться Владимир. – Когда видишь?

– Да она мне после того, что вытворяла, до скончания веков будет видеться! Она ж у меня вот где сидит, – ткнул себя пальцем под горлом, домовой, обиженный странными вопросами.

– Без обмана? – уперев руки в бока и нагнувшись к домовому, спросил Владимир.

– А то ж, обманешь тебя… – ответил домовой и на глазах князя надулся от недоверия к себе.

– Ну, бывай! – махнул рукой Владимир и заторопился к выходу.

– Бывай, княже, бывай, а с Теодором‑то что делать? – взмолился домовой, трясясь от обиды.

– Потом, всё потом… Хотя, подожди‑ка… подожди. Где, говоришь, семья эта обитает? – остановился Владимир у выхода и пощёлкал пальцами.

– Какая такая семья? – в который раз удивился домовой.

– Ну, этих хазаров… – нетерпеливо подгонял Владимир с ответом флегматичное существо, обиженное на весь белый свет.

– В предградье, княже. Будто ты не знаешь… – взмахнул домовой своей накидкой из паутины.

– Ну, не знаю, не знаю… где? – рассердился Владимир на домового.

– Ну как где… Там болотце было, так твой Добрыня за мзду невеликую им место для поселения отвел.

– На Добрыню не наговаривай – честнее него у меня помощника пока нет… – строго посмотрел на домового князь и поинтересовался: – А откуда они пришли?

– Кажись, всё‑таки из Хазарии… – задумался домовой, рукой подперев чело.

– Во как! Мой папаня их в двери выпнул, а они, значит, в оконце полезли. И много их? – нахмурился Владимир.

– Хватает. На этом болотце столько своих курятников построили… – всплеснул руками‑крыльями домовой и закрутился на месте.

– Каких ещё курятников? – развел руками князь. – И хде, в Киеве?

– Так они не из дерева избы строят. Из веток каких‑то, коровьим навозом стены мажут, – остановился домовой и вперился дикими глазами в князя.

– Точно, хазары! Вот тебе и бунт! Изнутри, знать, хотят нас одолеть! – хлопнул себя по лбу ладонью князь.