Мистификация дю грабли

– Вот так. С тебя три бадьи медовухи и бочонок тово вот вина прозрачново… – вкрадчивым шёпотом попросил домовой и подобострастно заглянул князю в глаза.

– На, держи вот верёвку с крючком. Медовуха спрятана в чулане за курятником… – сняв со стены моток верёвки, протянул домовому Владимир.

– Я туда не полезу – там всё этим… ладаном окурено. Даже клопы слиняли! – захлопал мохнатыми руками домовой.

– Молчи. Сверху там какой‑то дурак лаз оставил открытым. Над лазом ладаном не пахнет – высоковато. Вонь эту в окошко тянет. Сам проверял. У бадей, у них крышки закрыты крепко, ну, крючком там подцепишь за ручки. А бочонок… не знаю, сделай невод какой‑то. Накинь на бочку, опрокинь её и заверни в сеть, потом крючком цепляй и тащи.

– Ой, утром крику будет… – заволновался домовой.

– Будет, будет. Ротозеев на порку пошлю. Вали…

– Спасибо, княже, только за княгиней присматривай – её со свету ещё раз сживут. Тебе одной её смерти не хватило? – прижав к себе моток верёвки, прогундосил на радостях Игил.

– Иди. Я знаю, шо делать.

Владимир потянулся после ухода домового и вернулся на ложе, в круг сладко сопящих полуприкрытых девок. Тихо булькала ночь крупными, но редкими дождинками в лужах, солнце нехотя, как и полагается под конец лета, тащилось сквозь туманы над Днепром и верхушками уцелевших от порубок сосен на берегу реки. На коньке крыши княжеского терема появилась Мурка, измученная жарой больше, чем любопытством и обожанием от людей. Она задрала голову от невыносимости жизни со своим постоянным супругом Васькой и жалобно мяукнула. В ответ она своим тончайшим слухом уловила жалобный хоровой писк своих новорожденных котят и замерла, взвешивая свои кошачьи обязанности со своими стремлениями к свободе. Выбор был сделан. Мурка деловито облизалась и неспешно пошла обратно, проклиная своим мяуканьем свободу, которой природа наделила котов, но которой запретила пользоваться кошкам.

Под крышей на переходе стояли два человека и прислушивались к кошачьим жалобам. Эта часть терема, казалось, насквозь пропахла ладаном. Его стойкий тяжёлый аромат исходил из нескольких масляных светильников. Фигура женщины была прижата к стене мужчиной. Он оторвался от её шеи и спросил:

– Ты знаешь, что произошло на прошлой неделе?

– Ты про чудеса и виселицу? – усмехнулась Амалия.

– Тебе его не жалко? – удивленно насторожился Прокопий.

– Нет, не жалко. Нельзя вести двойную игру, особенно тогда, когда дело подходит к концу. И в нашу пользу. Пришлось пожертвовать им. Потеря небольшая, зато наш базилевс оценит нашу игру.

– А наши актеры? – погладил себя по щеке на месте комариного укуса Прокопий.

– Кому эти фигляры нужны? Даже князь не стал об них руки марать. Они ничего не знают. Пусть живут на потеху зевакам. Ну, ладно, иди. Скоро мой выход, – прошептала Амалия, – а то мать устала притворяться его бабушкой.

– Когда мы встретимся? – отпустив девушку, вздохнул Прокопий.

– Не знаю. Князь… Я ему девок набрала, но он ими быстро пресыщается. Там у купцов есть что‑то подходящее?

– Попробую узнать, – задумался Прокопий.

– Набери ему парочку чернявых для разнообразия, он меня и отпустит на день, на два… – уткнувшись головой в грудь Прокопия, прошептала Амалия. – Нам нельзя слишком часто встречаться. Этот князь непредсказуем.

– Рабынь я попробую купить завтра же. Есть у меня один купец на примете. Пройдоха, конечно, но дело знает. Подберёт что‑нибудь… – гладя Амалию по голове, прошептал Прокопий.

– Сундук… сундук на месте? – встрепенулась вдруг Амалия, вспомнив вдруг что‑то важное для неё.

– Красный? – уточнил Прокопий.

– Да, – кратко ответила Амалия, отводя глаза в сторону, как бы ещё что‑то припоминая.

– Зачем он ему? Там же мусор какой‑то… – недоуменно спросил Прокопий.

– Это его детские тайны, а не мусор. Хорошо, что моя мама знала про него и знала, что внутри лежит, – объяснила Амалия, прижимая к себе Прокопия.

– Так, когда же мы всё‑таки встретимся? – вопрос Прокопия остановил девушку.

– Не знаю пока. Но встречаемся только в этой части терема. Я тут, – усмехнулась Амалия, – ладана не жалею. И почему эта нечисть так его боится?

– Но ты же нашла с ними общий язык? – улыбнулся любовник.

– Нашла… Нашла место, где они в дневное время прячутся от людей. Пару раз помахала там ладанкой. Они сразу все взвыли и… теперь послушные. Им же тоже отдыхать и прятаться где‑то надо… – заулыбалась Амалия. – Даже поручения выполняют, лишь бы я оставила их в покое. Вон как они сдали князю нашу идею с чудесами…

– Давай прощаться, светает… – вздохнул Прокопий и слился в долгом поцелуе с любовницей.

Во дворе началась суета: загонщики уговорами и криками разгоняли медведей по клетям, после них, ворча, появились дворовые с метлами и носилками, потом затопали, забрякали корытами и ушатами скотники и птичники. Начавшийся день вначале по привычке подгонял людей с их делами и заботами, затем с полуденным солнцем повернул людей на бока. После краткого отдыха суетливость уступила место неспешности и усталости людей и животных. Князь после вечернего застолья уже привычно озирался, ища глазами признаки появления своей бабушки. И в этот раз ему повезло. Прямо на пороге опочивальни вместо обычно ждущих его девок стояла «княгиня Ольга». Она повернулась и вошла в опочивальню… сквозь закрытую дверь. Князь остолбенел, потом встряхнул несколько раз головой и, собравшись с духом, подошел к двери. Дверь… была заперта. Он толкнул её, потом, опомнившись, отодвинул засов и открыл её. На лавке под окном сидела с безучастным видом «бабушка».

– Бабушка? – держась за сердце, спросил Владимир.

– Здравствуй, Володенька, прощаться пришла… – подняла глаза на Владимира грустная одинокая женщина.

– Как так? – встрепенулся Владимир.

– Время вышло… Возвращаться мне в свою домовину пора! – шумно вздохнула «бабушка».

– А што сделать, шоб ты вернулась навсегда? – спросил Владимир с нотками отчаяния в голосе и взял её за руку.

– Уже никто ничего не сделает. Я начинаю терять земное тело и, как видишь, прохожу сквозь стены и закрытые двери. Пора мне… – сокрушенно покачала головой «княгиня». – Принял решение?

– Пока… как‑то… – уклончиво сказал Владимир. – С богами то мне понятно, но шо делать?..

– Что тебе ещё непонятно? – наклонив вбок голову и смотря перед собой, перебила его «бабушка».

– Да с этими всеми… домовыми, лешими, водяными. С ними‑то шо будет?

– Домовой… – усмехнулась «бабушка» и пристально взглянула на Владимира.

– Ну, да… – развел руками Владимир. – Шо нам с домовыми делать? Их в демоны али в святые записать? Ну, этот… Поп, вроде, ну, шо в городе всех вере учит, тоже не знает.

– Много их у тебя? – вздохнула «княгиня». Она сложила свои узловатые руки на колени и Владимиру, глядя на них, стало нестерпимо жаль и себя, и её.

– Так домина разрастался – он один не справлялся, вот и наплодилось домовят немерено. А по городам да весям их скоко… Шумные больно, – нахмурился Владимир. – В дела людские лезут, подворовывают. Но свои ведь, жалко. Привыкли мы к ним. А твоя вера их не жалует…