Мистификация дю грабли

– Накормить, в баньку с девками‑половчанками и хохлушками, да и в путь… – Владимир хлопнул в ладони в знак завершения встречи с посланниками и поднялся, чтобы размять ноги и спину.

– Володьия, так чтьо тьи решил? – искоса поглядывая на православного грека, спросила Амалия.

– Как насчёт веселья? – повернулся князь к православному весельчаку.

– Попробуй, ик… – меланхолично икая, ответил православный священник и, вытащив откуда‑то сбоку глиняную бутыль, протянул её Владимиру.

– Возьими, Володьия, – протянула Амалия князю глубокое блюдце, невесть откуда взявшееся в её руках.

Владимир принял бутылку, внимательно осмотрел её со всех сторон и одним движением выдернув деревянную пробку, налил в блюдце пахучую жидкость. Затем, зажав бутылку между колен, протянул блюдце Амалии: – Ну‑ка, попробуй сама…

Амалия, глубоко вздохнув, приняла блюдце и долгим глотком осушила её. Подождал немного Владимир, затем снова наполнил блюдце и залпом осушил его. Ещё немного подождав, он вдруг снова взял бутылку и основательно, пока не закончилось содержимое, заглотил его. Потом он крякнул от удовольствия и заглянул в горлышко.

– Нью и как? – поинтересовалась Амалия.

– Знатно. Даже получше медовухи… А шо это? – спросил Владимир, тряся и переворачивая пустую бутылку.

– Причастие, княже… – смиренно ответил за женщину православный пастырь и протянул какую‑то ещё булочку Владимиру.

– А эт шо? – приняв булочку из рук пастыря, озадачился Владимир.

– Просфора, княже, закуси… – невозмутимо ответил пастырь, поглядывая на Амалию.

– Любо! Вот это я понимаю… – удовлетворенно хрустя булочкой, сказал Владимир, оглядывая двух других посланцев своих вероисповеданий.

– Чьито решил, Володьия? – с хитрым прищуром бесстыжих глаз спросила Амалия и снова повисла на князе.

– Ну, шо тут решать? Значит, так! – проглотив последний кусочек просфоры, решил Владимир: – Православие принимаем, ислам на ум пойдёт!

– А иудейство?

– На… чёрный день сгодится! – хлопнул в ладоши Владимир в знак бесповоротно принятого решения.

– А с язичестьвом чтьо дельить? – погладила по руке Владимира Амалия.

– А ничего. Веру предков так сразу трогать не моги! Пущай будут и нашим, и вашим… Пока свыкнутся. А потом если нет, так и силушку можно будет применить для их же пользы. Будут православными, будут…

– Как же тьяк, княжье? – прервала Владимира озадаченная Амалия.

– Да знаю я русичей, – ухмыльнулся Владимир, – у меня дед по матушке жил далековато от Киев‑града, так он, когда ему какой истукан не нравился, просто рубил его в щепу – и в печку! Так заведено… Русичей не переделать. Одной верой больше, одной верой меньше… Они сами с усами. Но вот призвать их к порядку надо, – вздохнул князь, – надоть. А то уж больно вольнодумие врастает в нашу жизнь. Ограничить надо… Скоко можно богов выдумывать в свою пользу супротив княжеской власти? Так шо пусть верят кому хошь, а вот державная вера будет одна.

 

…Парились посланники в бане на берегу Днепра. Попарились славно. Вначале хороводы с голыми девками вокруг трёх осушенных бочек с медовухой, разговоры, битие морд, замирения, и в знак вечной любви между народами (а плевать, какая вера правильней других) спалили баньку. Пожарная дружина, разглядывая дымящиеся головешки, вся измучилась из‑за вынужденного безделья. А что делать? Бревна сухие полыхали так, что киевляне во всём городе с перепугу стали поливать водой крыши своих домов. Банька была огромной – не каждый дом боярина в Киеве мог сравниться с нею. В этой баньке сам Владимир иногда проводил мировые смотры девиц с раздачей призов лучшим из лучших. Девицы выступали по очереди на помосте посреди бани. Вначале одетые, потом постепенно раздеваясь догола, они предъявляли взорам свирепеющих мужчин всё лучшее, что сберегло само целомудрие для этого показа.

Там же, в бане, если случалось ненастье на дворе, проводился смотр на лучшую бороду. Обычно этот смотр всё‑таки проводили на торговой площади перед городскими стенами, но, чтобы не зависеть от прихотей погоды, толпа иногда перемещалась по берегу к бане. Благо это было недалеко. В бане мерялись бородами, а зрители ждали победителей‑красавцев во дворе. У кого оказывалась самая длинная борода, получал грамоту от князя на бесплатное посещение этой бани в течение года. У кого была самая пышная по ширине борода, получал в дар воз берёзовых веников. А обладатель самой смешной бороды получал полную бочку медовухи. Сразу после награждений бороды у красавцев срезались, и из них вязались метёлки и сметки для уборки углов княжеского детинца от паутины.

Наутро после выбора веры в огромной постели Владимира что‑то зашевелилось под мягко выделанными шкурами медведей. Откинув край шкуры, из этой меховой груды вылезла Амалия. Она села на край помоста, устланного перинами, и вздрогнула: перед дверью стоял сундук. И хотя свет раннего утра ещё не набрал силу, но отблеск серебряных и золотых накладов на нём возбудил её любопытство:

– Володьия, Володьия, – затормошила она за руку князя, – смо‑отьрьи, смо‑отьрьи…

Владимир поднял сонную голову и прищурился, пытаясь разглядеть что‑то, что привлекло внимание Амалии. Он обвел взглядом опочивальню, но Амалия нетерпеливым движением рук схватила его за голову и повернула в сторону двери. Владимир охнул и рывком поднялся с места, сбросив с себя руки Амалии. Он встал и подошел к сундуку. Потом опустился на колени перед ним и принялся рассматривать и ощупывать, морща лоб и пытаясь что‑то вспомнить. Затем отвернул замысловатый крючок и поднял крышку. Было всё‑таки темно, и он, подойдя к окну, одним ударом кулака выбил слюдяные пластины и показал Амалии рукой на потухший масляный светильник. Амалия засуетилась и, не стесняясь своей полной наготы, проворно высекла кресалом искру на трут и уже вспыхнувшим огоньком трута зажгла светильник и подала его Владимиру. Владимир отрицательно покачал головой и продолжил выбирать и перебирать какие‑то предметы из сундука. Амалия подсвечивала ему и пыталась понять назначения этих предметов. Наконец он вынул из сундука деревянные бусы. По щекам Владимира потекли редкие слёзы…

– Матушкины… – всхлипнул Владимир.

В тот день были отменены все наказания провинившимся и долги всех горожан княжеской власти.

Долго ли, быстро ли, неведомо‑то почитателям князя Владимира в современной ипостаси («всё врут календари»), но решено было пред крещением Руси окрестить князя с его дружинами. В поход к месту крещения собирались недолго – князь лёгок был на подъём. Что‑что, а по пути пограбить да поживиться чем всегда найдётся. Собрались воеводы, с ними волхв‑проводник со своими штурманскими картами да инструментами. Одного показалось мало, на помощь ему прихватили ещё двух. (С запасом). Путь проложили по его предположениям: вдоль Днепра до порогов, затем, через три дня пути, три истукана каменных на перекрестке. По левому истукану проходим в сторону солнца в зените, там ещё одинокий, врытый по плечи истукан, от него по правую руку четыре кургана, проходим за последний из них и ещё два дня переходов, упираемся в Гнилое море. Через море дорога приведет к холмам. Всадников по кругу – искать на одном из холмов каменного истукана без головы. А там как повезет – караваны там ходят. Устраиваем засаду и с товаром и с пленными доходим до… Куда тебе, княже, надобно? В Корсунь? Не, княже, рановато сейчас идти – жара, а там безводье. По осени надо выходить – дожди, прохладно… Одним словом, бархатный сезон. Поход не на долго отложили.