Мистификация дю грабли

Он опустился в седло и посмотрел на ждущих его приказа хмурых дружинников. Обычный кивок князя, и в боярина вонзилось сразу несколько мечей.

– Я – князь, и я беру всё! – повторил Юрий Долгорукий, презрительно глядя на последние судороги боярина. Тело боярина по отмашке уволокли подальше от крыльца. Долгорукий слез с лошади при поддержке стременного и грузным шагом вошёл в дом. В доме он встретил только одну старушку. Это его удивило. Он с недоумением посмотрел на своих дружинников. Дружинники, без слов поняв удивление князя, бросились обыскивать все помещения. Вскоре они один за другим вернулись к князю и виновато развели руками.

– Он что, был один с этой бабкой? – спросил у них князь, садясь в большой трапезной на лавку во главе стола.

– Нет, народу было много… – ответил один из дружинников.

– Искать потайной ход! – приказал князь и в задумчивости положил руки на стол.

Дружинники свое дело знали, а вот беглецам не повезло. За тыном, опоясывавшем всё поселение, были другие дружинники, которые не входили в него. Семья боярина во главе с его женой вначале успела выбраться из лаза за поселением, но, увидев конников, бросилась обратно к лазу и встретилась там с дружинниками, посланными за ними в погоню. Беглецов привели к князю. Он встретил их с ухмылкой и, постучав ладонью по столу, приказал:

– Жинку боярина и дочку наверх, – и, отыскав взглядом воеводу, приказал: – Под охрану. Головой за них отвечаете! Мальцов заберите в обоз. А счас собери с поселения девок попригоже и готовьте баню. Дворовым боярина объясни, што князь трапезничать желает. Хотя не просто трапезничать, а пировать! Да и дружине с обозными тоже пора ужинать.

Вечером, когда уже совсем стемнело, князь во главе процессии из ближайших ему людей и собранных девок направился к бане, что находилась на берегу реки за поселением. В баньке и в большом предбаннике воцарилась суматоха: на всех места не хватило, потому князь оставил только пятерых девок для себя. Они разделись без всякого смущения, торопясь примкнуть к родословной князя, и призывно различными позами приумножали свои бесовские чары. Князь поморщился. Грустно как‑то соглашаться с криками мнимых девственниц. Надоело. Вокруг так много искренних и подлинных, а тута? Князь выругался и потянулся к жбану с медовухой – достали дешёвые трюки девок с деловой хваткой. Достали. Кто‑то попал водой из черпака на лучину, она зачадила, зашипела, и стало совсем темно и тихо.

Ну почему он об этом только и думает? Других княжеских дел, что ли, не хватает? А и вправду… Князь задумался о том, что можно отчебучить и не сесть в лужу. Может, науками заняться? Вот книжки взять, пусть хоть и не читать их, но насобирать можно… Вон сколько за них купцы иногда просят. Но князь не знал и не говорил по‑гречески или на латыни, а скучать с науками… Потому он по‑славянски, по‑простецки так заорал:

– Мать вашу так!.. Город, город здесь будем строить! Москву! Столицей её наречём.

– Князь, протрезвись, как ты Москву строить будешь? Она же река – течет себе, да и хрен с нею, пущай течет и дальше. Нарекать её столицей собрался. Ложись‑ка спать – рано ещё! – проворчал меланхолично кто‑то из темноты предбанника. – До утра вон ещё сколько!

Князь не возразил и улёгся поудобней между потными голыми девками на широченной горячей лавке. Каждой девке, покушавшейся на его княжескую доблесть, он устало протягивал длиннющую шестипёрстую длань с краденым перстнем и позволял её целовать. На этом нередко в последнее время его мужское отношение к подданным девкам заканчивалось. А потому хотелось всё сильней и сильней что‑то натворить другое…

Утро выдалось солнечным, свободным от всякого стыда. Девки с трудом шевелились после ночных видений – одних на всех. А виделись им большие, в полнеба, избы, мосты через любимую Москву‑реку, большие‑пребольшие восточные базары и рынки, на которых… Ой, на которых всего‑всего завались! Чего душенька пожелает. И купцы… Ой, такие разненькие… Все такие нужные: и смуглые, и чёрные, и безобразненькие, но такие уже московские…

Князь Долгорукий, как и полагается предку современных уголовников и политиков, не чтивший никаких законов, окромя своих пожеланий и понятий, вышел из баньки, потянулся, крякнул от удовольствия. С холма, поросшего хилыми кустами (который позже перекрестят в Поклонную гору), раздался княжеский рев. В ответ ему каркнула ворона, соглашаясь с его настроением. (Попробовала бы не согласиться…)

Он приказал оседлать голых девок вместо лошадей и с большим удовольствием обскакал на их спинах окрестности. Раздолье окрестностей ему понравились. Девки не очень радовались – больно быстро они уставали от княжеских прихотей, и приходилось так часто их менять, что князь не мог потом их всех вспомнить поименно и одарить чем краденым в соседних землях. Тем не менее на следующий день отдохнувших, этих девок заново по очереди впрягали в плуг и весело, с пением и шутками, заставили их протащить его по округе, прокопав борозду для основания городских стен.

Князь спешился с последней вспотевшей девки и воткнул в распаханную борозду свою знаменитую шестипалую руку – земля как земля. Но… Но уже столичная. Долго он ещё разминал в руке землю и оглядывал окрестности. Потом подошёл к взмокшей от радости и усердия грязной толпе полуголых девок и радостно объявил:

– Мы тут такое учудим – вовек никто не поймет! И хрен с ними, с потомками. Такой город мы здеся воткнём!

После чего на рысях сбегал по причине большой нужды в ближайший кустарник. Ратники деловито покрыли это освященное место своими щитами, и порешили бояре согласно князю Кремль московский на этом месте увидеть. И никто не понял этого слова, ведь тогда в славянских наречиях его ещё не было. Пришлось опять князю проявить себя во всей своей воровской красе и слово это присвоить. Ну, так ему сподручней было, так захотелось или так повезло. Зодчие как ни супротивились, не смогли отказать славным людям в их потребностях. Вначале построили отхожие места вокруг княжеской кучи, затем очертили на нетрезвые головы круг от нечистой силы. Всё было по‑волшебному лихо и быстро и совсем не по греческой геометрии. Потому всё так и вышло: кривобоко, косоруко и неряшливо.

Во всю ширь княжеского замысла со всех земель русских были быстро собраны плотники, печники и каменщики – работа закипела. Князь тоже не дремал. О‑о, не зря его Долгоруким прозвали! Но тут он случайно выяснил, что пировал‑то на чужой земле, и потому тут же сразу кинулся к попам всяким и к своим воеводам. Да‑да, земля была в родовой собственности боярина, и князю там делать было нечего. Но это был князь, да ещё в те времена, когда под рукой не было даже самого плюгавого, самого примитивного уголовного кодекса. Кто, кто остановит князя? Юристов тогда ещё не было (они временно вымерли со времён Римской империи), потому попы и совершили то, за что теперь Уголовный кодекс материт «чёрных риелторов» – рейдеров. И за что срамят нынешних законопослушных убийц и бандитов? В старину за такое не только не наказывали, но ещё и достойное место в летописях находили, а то и в святцах – если князь какой сумеет отблагодарить достойно православие – откаты, то есть, учудит.

Боярин Кучка – владелец земли? Не‑а, был боярин, был, да весь вышел. По обыкновению того времени что у славян, что у всех соседей и западных, и восточных, дочку боярина князь просто изнасиловал, оценил и велел сыну Андрею взять её в жены. А сам забрал жену боярина простой наложницей. Был бы боярин равен князю, ну, тогда, может, был бы династический брак. Ну, а так чего там церемониться? Семью Долгорукий уважил. Уважил так уважил. Малолетних детей взял себе на службу и пригляд за ними учредил, чтобы не… мстили. Но жизнь так устроена, что аукнулось не ему, а его сыну. Именно они, сыновья убитого им боярина, положили конец безобразной жизни его сына Андрея. Так и хочется сказать, что есть справедливость на земле, но, увы… И сыновья боярина Кучки растворились в преданиях, как призраки, порожденные жестокостью варварских времён. До сих пор никаких следов этой семьи найти не могут. И правильно, а то, не дай бог, нашлись бы наследники, что потом скулили бы да требовали земельку обратно.