Моя до полуночи

Амелию целовали и раньше. Не так уж и давно на самом деле. Ее поцеловал человек, в которого она была влюблена. Но боль от его предательства была так велика, что Амелия поклялась впредь не позволять ни одному мужчине приближаться к ней. Но Кэм Роан не спрашивал ее разрешения и не оставил возможности протестовать. Она напряглась и положила руки ему на грудь, пытаясь оттолкнуть от себя. Но он, казалось, даже не заметил ее сопротивления. Поцелуй был настойчивым, его рука легко обвилась вокруг талии и прижала Амелию к его мощному телу.

С каждым вдохом она все острее ощущала чуть солоноватый запах его кожи. Один поцелуй следовал за другим, и Амелия стояла как завороженная, тая от мужского прикосновения, от ласки, обещающей сладкие наслаждения.

Тихо пробормотав что‑то на своем языке, Роан оторвался от ее губ, но только для того, чтобы начать целовать нежный изгиб шеи.

Когда он дотронулся кончиком языка до особенно чувствительного места, Амелия невольно задрожала. В груди, в животе, между ног вдруг появилось болезненное ощущение. Ей мучительно захотелось прижаться к нему, освободиться от множества слоев ткани, из которых состояли ее юбки. Он был так осторожен, так нежен…

Звон разбитой о мостовую бутылки вернул ее к действительности.

– Нет, – задыхаясь, прошептала она, оттолкнув его.

Он отпустил ее. Ничего не видя перед собой, она, спотыкаясь, подошла к открытой дверце коляски и опустила голову, чтобы скрыть пылающие щеки под полями шляпки.

Она поднялась на ступеньку, когда почувствовала руку Роана на своей талии. Он подсадил ее и прошептал прямо в ухо:

– Latcho drom.

На языке цыган это были слова прощания. Она узнала их, потому что Меррипен научил ее некоторым словам и выражениям. От этих слов ее бросило в жар, но она, конечно, не ответила – не могла ответить, – а лишь села в коляску и подобрала юбки, чтобы можно было закрыть дверцу.

Брат и сестра Хатауэй занимали противоположные углы кареты. Первый был пьян, вторая – в оцепенении. Дрожащими пальцами она потянулась, чтобы развязать ленты шляпки, и обнаружила, что узел развязан, а концы лент висят.

То есть один конец. А другой…

Сняв шляпку, она начала с удивлением ее рассматривать. Одной ленты не хватало.

Судя по оставшимся следам, она была аккуратно отрезана.

Ленту взял он.

 

Глава 4

 

Спустя неделю все пять отпрысков семьи Хатауэй вместе с вещами были перевезены из Лондона в новое поместье в Гемпшире. Несмотря на ожидавшие их трудности, Амелия очень надеялась, что перемены скажутся благотворно на всех.

Дом в их прежнем имении Примроуз‑плейс был связан со многими неприятными воспоминаниями. Все изменилось с тех пор, как умерли их родители.

Отец скончался от сердечного приступа, а мать, так и не оправившаяся после потери мужа, – через несколько месяцев. Казалось, что горе впиталось в стены и стало частью обоев, краски и дерева. Каждый раз, глядя на камин в большой гостиной, Амелия вспоминала свою мать, сидящую за рукоделием, а в саду ей мерещился отец, подрезающий свои знаменитые на всю округу розы.

Амелия безо всякого сожаления продала дом, но не из‑за отсутствия сентиментальности, а скорее от ее избытка. Невозможно смотреть в будущее, когда тебе что‑то постоянно напоминает о потерях.

Ее брат и сестры нисколько не возражали против продажи дома. Лео вообще ничего не волновало. Если бы ему вдруг объявили, что семья намерена жить на улице, он бы лишь равнодушно пожал плечами. Уин, моложе Амелии на несколько лет, была слишком слаба после длительной болезни, чтобы протестовать против решения старшей сестры. А Поппи и Беатрикс были юными девушками и с энтузиазмом приветствовали любые перемены.

Амелия отдавала себе отчет, что наследство свалилось на них в самый подходящий момент. Хотя у нее были сомнения, удастся ли Лео сохранить свой новый титул на достаточно долгий срок.

Дело в том, что никто не хотел быть лордом Рамзи. Для трех предыдущих лордов Рамзи титул был словно талисманом неудач и ранней смерти. Вот почему дальние родственники Хатауэев только облегченно вздохнули, когда титул перешел к Лео.

– А какие‑нибудь деньги я получу? – был первый вопрос Лео, когда ему сообщили, что он станет виконтом.

Ответ был положительным. Лео получит в наследство небольшое поместье в Гемпшире и скромную ежегодную сумму, которой не хватит даже на то, чтобы подновить дом.

– Мы все равно бедны, – сказала Амелия брату, изучив письмо поверенного, где он описал поместье и доходы, которое оно приносит. – Поместье небольшое, слуги и большинство арендаторов уехали, дом ветхий, а над титулом, очевидно, висит проклятие. Все это делает поместье, говоря без преувеличения, непригодным. Однако у нас есть дальний родственник, который, хотя и спорно, предшествует тебе в ряду наследников, и мы можем попытаться отказаться от наследства в его пользу. Возможно, что наш прапрапрапрадед получил титул незаконно, что позволит нам заявить об утрате титула на основании…

– Я приму титул, – решительно заявил Лео.

– Потому что ты не веришь в проклятие так же, как не верю я?

– Нет, потому что я и так проклят, так что еще одно проклятие меня не пугает. Одним больше, одним меньше – какая разница?

Никто, кроме Лео, никогда не был в южном графстве Гемпшир. Поэтому по прибытии на новое место все вытягивали шеи, с интересом рассматривая поместье, теперь принадлежавшее им.

Младшие сестры, такие же темноволосые и голубоглазые, как Амелия, возбужденно обменивались впечатлениями. Но взгляд Амелии чаще останавливался на Уин. Ее заботило состояние сестры.

Уин была не похожа на других членов семьи. Она единственная унаследовала от отца светлые волосы и скрытный характер. Сестра была тихой и застенчивой и стойко переносила все трудности. Когда годом раньше в деревне началась эпидемия скарлатины, Лео и Уин серьезно заболели. Лео быстро оправился, а Уин с тех пор оставалась бледной и хрупкой. Доктор сказал, что скарлатина дала осложнение на легкие и что Уин может вообще никогда не поправиться.

Однако Амелия не хотела признавать, что Уин может остаться инвалидом. Чего бы ей это ни стоило, она вылечит Уин.

Трудно было представить себе лучшее место для семьи Хатауэй, чем Гемпшир. Это было одно из самых красивых графств Англии – множество рек, огромные леса, луга и пустоши, поросшие вереском. Поместье Рамзи было расположено недалеко от Стоуни‑Кросса – одного из крупнейших торговых городов в графстве. Этот город экспортировал скот, лес, зерно, множество сыров местного производства и дикий мед.