Муха на стекле 1
Татьяна, крутанувшись на вращающемся стуле, быстро нашла мою абонентскую карточку в шкафу со множеством выдвижных ячеек за своей спиной. Повернувшись назад, вычеркнула привычно сданную литературу и таким сексуальным, бархатным голоском строго мне напомнила:
– У вас ещё две книги остались – "Природа сновидений" Бесковой и "Состояние сна" Малкольма.
– Да, да… Я знаю.
– Новые книги брать будете?
– Нет… В другой раз… Я, пожалуй, пойду. До свидания!
Мои прощальные слова прозвучали тихо, почти шёпотом… И были наполнены особенным смыслом.
Я еще раз с грустью посмотрел в её равнодушные глаза и направился к выходу… Перед моим взором почему‑то стояла симпатичная коричневая родинка, прямо под соском левой груди Татьяны. А в ушах всё ещё звучал её негромкий, ночной смех, журчащий, словно весенний ручей. Нет, мой сон был лучше любой реальности!
***
…Ещё шесть незабываемых ночей провёл я в нежных объятиях милой библиотекарши. Мы гуляли по красивым, первобытным лесам, плавали в тёплых морях, ужинали в самых шикарных ресторанах, какие только могла представить мне моя фантазия… Встречали рассвет в каких‑то душистых, бескрайних прериях, покрытых ковром ярких цветов. И с неистовой силой, жадно любили друг друга.
И всё‑таки, что‑то было не так в наших сумасшедших свиданиях во снах… Я это почувствовал на вторую или третью ночь любви. Ощутил нечто, что и сам себе толком объяснить не мог.
И это странное чувство тяготило, мучило, не давало покоя… Не позволяло мне полностью погрузиться в любовную эйфорию.
Во время седьмого и, как оказалось, последнего нашего свидания, я спросил девушку, покрывая поцелуями тонкую загорелую шею:
– Танюш… А почему ты ещё ни разу не назвала меня по имени? Даже не поинтересуешься им… Кто я вообще такой? И откуда свалился на твою голову?! Разве тебе не любопытно?
Мы лежали абсолютно голые, посреди цветочного альпийского луга, на большом и мягком персидском ковре… Тёплое солнце ласкало кожу. Занесённые снегом вершины гор подпирали рядом пронзительно голубые небеса… Нас окружала грандиозная картина, достойная кисти художника.
А сразу за ковром, в ромашках и жёлтых одуванчиках, на расстоянии вытянутой руки от меня, утопала в травах плетёная корзинка… Она была наполнена экзотическими фруктами и из неё торчала двухлитровая пластиковая бутылка прохладной "Фанты".
Татьяна, полузакрыв от удовольствия глаза, рассеянно ответила, перебирая пальчиками мои волосы:
– А зачем? Я же и так всё о тебе знаю.
Поражённый, я сел.
– Вот как! И что же ты знаешь обо мне?
– Ты Кирилл, мой бывший одноклассник… Думал, я тебя не узнаю через столько лет? Твои бесподобные рыжие кудряшки над этими тёмными бровками? Дурачок…
Когда ты после девятого класса уехал поступать в свой техникум, за тридевять земель, я столько ревела! Мог бы мне за эти годы, между прочим, и эсэмэску хоть разок черкануть. Ну да ладно, я не в обиде… Ты же явился ко мне, в конце концов, собственной персоной! И я тебя сразу простила… Если хочешь оставаться неузнанным графом Монте‑Кристо – что ж, мне несложно подыграть! Пусть будет, как ты желаешь… Только сердце не обманешь! Оно тебя с первого поцелуя узнало в полутёмной прихожей, извини…
В траве оглушительно стрекотали кузнечики. Солнце припекало кожу всё сильнее… Над нашими головами медленно проплывали белоснежные редкие облака. А я сидел потрясённый и растерянный… Мой рай в одно мгновение рухнул.
Я‑то думал, что мы переживаем с Татьяной один чудесный сон на двоих! Ан нет – оказывается, у каждого он был свой, индивидуальный…
Пока я душил в своих жарких объятиях милую библиотекаршу, она бессовестно развлекалась с неведомым мне Кириллом, первой своей школьной любовью! Не смотря на то, что голубки давно уже разлетелись, в памяти влюблённой девушки образ когда‑то ухаживавшего за ней мальчишки совсем не стёрся… Она думала о нём постоянно. Девушка годами ждала и надеялась на встречу с бывшим одноклассником… Возможно даже, боясь признаться в этом самой себе.
Когда я незваным гостем ворвался в её сон, ошеломлённое Татьянино подсознание радостно заменило образ малознакомого ей парня, без лишних слов набросившегося с поцелуями на беззащитную девицу, на долгожданную фигуру какого‑то рыжеволосого Кирилла! И неминуемый кошмар для истосковавшейся по своей школьной любви красавицы, тут же превратился в сладкое для неё эротическое сновидение… Приятное нам обоим.
О боже… Она просто использовала моё тело, мою настоящую нежность, моё искреннее, глубокое чувство к ней!
Мне стало не по себе – больно и горько. Даже дыхание на миг перехватило… Я внезапно почувствовал себя безмозглой, резиновой куклой из секс шопа. Да меня банально поимели! Пусть это и случилось во сне – обида и горе разрывали сердце сейчас вполне реально…
Я тихо сказал:
– Меня зовут Захар. И не рыжий я… Самый обыкновенный, русоволосый.
Глаза Татьяны недоумённо распахнулись… В них промелькнули непонимание и испуг. А я поцеловал эти очаровательные глаза в последний раз… Поднялся рывком. И, не оглядываясь, пошёл по цветущему лугу прочь…
– Кирилл! Кирюша! – жалобно неслось мне во след. – Не бросай меня снова! Ну, пожалуйста! Я так долго ждала тебя…
***
Цветы и травы под моими ногами как‑то незаметно сменились серым асфальтом. А красивый альпийский луг превратился в незнакомые городские окраины. Малоприглядные и грязные… На душе было тоскливо и противно, под стать окружающему пейзажу.
Мои бёдра уже обтягивали потёртые джинсы, а грудь – чёрная майка с надписью на английском языке. Мимо сновали равнодушные прохожие…
Мой бесцельный взор остановился на какой‑то девушке, шедшей навстречу. Симпатичная веснушчатая физиономия, копна светлых, стриженных волос, нарядная блузка, обтягивающая упругую пухлую грудь, мини‑юбка на округлых бёдрах… И глаза – зелёные, внимательные, заглянувшие на мгновение прямо мне в душу.
Почему‑то всё это меня дико взбесило… Надо же, разгуливает по чужому сну в таком вызывающем виде! И ещё в глаза нагло пялится, коза… Перед взором моим, по‑прежнему, стояло ошеломлённое, ничего не понимающее лицо несчастной Татьяны.
А зеленоглазая девушка вдруг мне дружелюбно улыбнулась, заставив вздрогнуть от неожиданности… Её невысокие каблучки уже цокали по тротуару далеко за спиной, когда я, страшно обозлённый на весь женский род, резко повернул за ней.
