Музей неприятностей

− Счастье? Степанида Леонидовна, да у меня никакой жизни нет из‑за забот об этом музее. Я провожу здесь практически двадцать четыре часа в сутки. Ни подруг, ни любимого человека. У меня на них попросту нет времени.

Я прекрасно понимала, что женщина никак не виновата в моих печалях. Кого и винить, то только себя. Ведь мечтала же стать зоологом! Нет бы уехать после школы в другой город и поступить в Аграрный университет. Но я послушалась родителей и подала документы в университет Культуры на факультет музейного дела, тем самым связав себя с семейным бизнесом. Да и во время учебы, вместо того, чтобы после лекций тусоваться со студентами, мчалась в музей шить костюмы или проводить экскурсии.

И вот теперь, имею то, что имею. Я зашла в кабинет, включила компьютер и приступила к решению бытовых и коммерческих вопросов.

− Аглаюшка, попьем чайку? – заглянула ко мне через пару часов Степанида Леонидовна. – Смотрю, личико у тебя довольное. Так‑то лучше, чем смурной ходить.

Улыбнулась верной помощнице.

− Да я тут подумала, что, несмотря на все наши сложности, люблю я этот музей. И не поехала бы поступать ни в какой Аграрный, не бросила бы родителей.

− Вот и умница, − захлопотала Степанида, организовывая нам двоим чай с булочками.

А ночью случился пожар. Не в музее. В одной из квартир пятиэтажного дома, где я жила в маленькой двушке раньше с родителями, теперь одна.

Меня разбудил настойчивый и громкий звук. Открыла глаза, мысленно посылая проклятия тому, кто упорно жал на кнопку дверного звонка. Но тотчас почувствовала запах гари. Соскочила с кровати. Думала горит в квартире, поэтому побежала проверять, где пожар. Возгорания не обнаружила и в одной ночной рубашке помчалась открывать входную дверь.

− Аглая, пожар в доме! – закричала Марина Николаевна, соседка по лестничной площадке, – У Никаноровых с третьего полыхает. Уже дым на весь подъезд. Приложи тряпку мокрую к лицу и вниз беги!

Я испугалась. Ее и моя квартиры располагались на пятом этаже. Если огонь на третьем этаже перекроет лестничный пролет, нам не выбраться. Сказала севшим от страха голосом:

− Сейчас, я сейчас.

− Поторопись! – дико крикнула Марина Николаевна и побежала вниз, закрывая лицо полотенцем.

Я же метнулась в ванную, сдернула с крючка полотенце, бросила его под холодную струю воды. Пока ткань намокала, схватила с еще одного крючка шелковый халат. Хорошо, здесь перед сном его оставила, а то так и побежала бы сейчас в ночь в одной тонкой рубашке.

На улице толпился народ со всей улицы, а в окнах близлежащих домов горел свет. Жильцов из нашего подъезда отличить было несложно. Все несуразно одетые. Некоторые успели прихватить кое‑что из вещей. Зачем только сосед со второго этажа вынес с собой стул с истертой обивкой, непонятно. Наверное, взял то, что первое попалось под руку.

− Пожарные машины уже выехали, − сообщил председатель дома.

− Пока они доедут, у нас все сгорит! – нервно взвизгнула бабулька из квартиры напротив той, что горела.

Кто‑то вдруг закричал:

− А сами Никаноровы где?

Все заозирались. Но ни тети Поли, ни ее мужа, ни их сына видно не было.

− Поля с мужем на дачу уехали, − сказала бабулька, та самая, которая беспокоилась, что все сгорит до приезда пожарных. – А Колька непутевый в квартире остался. Я его с вечера видела. Пьяный пришел. Небось с непотушенной папироской уснул. Поля говорила, водится за ним такое.

Вспомнила неопрятного, всегда небритого мужчину лет сорока. Николай нигде не работал и жил с родителями. Иногда он подкатывал ко мне с дешевыми шуточками. Противный мужик, но сгореть заживо, конечно, я ему не желала.

Приехали три пожарные машины. В одной почему‑то не было воды.

− Где у вас тут пожарный гидрант? – крикнул водитель этой машины.

Я даже не поняла, о чем он спрашивает. Но председатель дома понял.

− За мной, − стал показывать он направление.

Две другие машины искали место, как им лучше встать и откуда начать тушение. К этому времени языки пламени с третьего этажа перекинулись на четвертый. Летние ночи стояли теплые, многие жильцы не закрывали окон. Так что огонь легко занимался по шторам и проникал внутрь помещений.

− Гидрант оказался в нерабочем состоянии, − оповестил всех председатель.

Он опять присоединился к толпе и теперь докладывал состояние дел.

− Гидрант на специально для таких случаев организованном противопожарном водопроводе открыть не смогли. Машина к речке уехала. Там воду наберут и сразу сюда.

Пожар затушили в четвертом часу утра. На лавочке у подъезда, накрытый простыней, лежал обгоревший труп пьяницы Кольки Никанорова.

− Граждане, в квартиры сегодня возвращаться нельзя, − сообщил один из пожарных. – У кого есть, куда пойти, отправляйтесь. Предварительно запишитесь в список. Кому идти некуда, отвезем в гостиницу. Властям о чрезвычайном происшествии уже сообщили. Завтра в полдень сбор всех погорельцев в актовом зале здания администрации.

Список составлял наш председатель. Я продиктовала свои данные и сказала, что мне есть, где переночевать.

Не знаю, как так получилось, видимо так же, как у соседа, который вынес из пожара стул, я вынесла ключи от музея. Обнаружила в кармане халата, хотя и не помнила, как прихватила их в панике.

В музее вполне можно пожить какое‑то время. В административном кабинете есть диван и даже одежда. На небольшой кухоньке – холодильник, плитка, чайник. Все не так плохо.

Решила пройтись пешком. Идти недалеко, минут пятнадцать, если дворами. Я сильно пропахла гарью и рассчитывала, что ночной воздух и легкий ветерок хотя бы немного избавят меня от запаха.

Так и пошла, в тапках и халате.