Научу тебя любить

– С чего бы это?! – она скрещивает руки на груди и упрямо вздергивает подбородок. – Я уже говорила и повторю еще раз – я не хочу замуж.

– Это было раньше.

– Не вижу, что изменилось.

– Вот это изменилось, – тыкаю я пальцем в тест, лежащий на столе. – Ты беременна.

– Ну и что, – пожимает она плечами. – Кто сказал, что я буду рожать этого ребенка?

Вот дрянь! Мне хочется придушить ее прямо здесь на месте.

– Я сделаю вид, что я этого не слышал.

Я так резко встаю с места, что Ева испугалась и дернулась, прижавшись к столу, находившемуся позади нее. Да не бойся ты, дуреха! Бить тебя я уж точно не буду. Я подхожу к барному острову и нахожу пачку сигарет и зажигалку. Сажусь тут же, на один из высоких стульев. Затягиваюсь, выпускаю дым и пристально смотрю на Еву. Я вижу, что испуг ее уже прошел. И она, не отводя взгляда, говорит.

– Я сама вправе решать, что мне делать с этой беременностью.

Твою дивизию! Вправе она! Я снова затягиваюсь, перевожу дух. Нужно держать себя в руках. Держи себя в руках, Тагир.

– Ты, конечно, вправе, Ева, – усмехаюсь я. – Но как быть с тем фактом, что это и мой ребенок тоже?

Я вдруг вспоминаю ее слова: «Первый не значит единственный». Думаю, что если у нее сейчас хватит дурости заявить, что, может, вовсе не я отец ее ребенка, то я отвешу ей такую пощечину, что она заткнется на всю жизнь. Но Ева – умница. Она не говорит эту дичь. Она прячет лицо в ладонях, потом убирает руки, нервно запускает пальцы в волосы, кое‑как собранные в хвост.

– Да я не готова, понимаешь? – вскрикивает она, беспомощно опустив руки. – Я не готова ко всему этому. Я не хочу ни замуж, ни ребенка.

– А чего ты хочешь, Ева?

– Господи. Да последние годы я только и жила мечтой закончить наконец‑то универ, найти работу и свалить от родителей. Я устала, понимаешь? Я устала, что мне постоянно диктуют, что я должна делать, а чего делать не могу. Я только и хотела, что вырваться из этого. Стать самостоятельной. Самой распоряжаться собственной жизнью.

Под конец тирады из глаз Евы хлынули слезы. Черт, милая! Не рви мне сердце. Мне хочется обнять её, прижать к себе и пожалеть, но я сдерживаюсь. Сначала нужно расставить все точки над i.

– Я не готова стать матерью, – всхлипывает она.

– И что же ты будешь делать? Избавишься от ребенка?

Она нервно пожимает плечами, но больше не смотрит мне в глаза.

– Срок ведь еще совсем маленький… – будто пытаясь найти оправдание самой себе, хрипло шепчет она дрогнувшим голосом.

– Маленький, – соглашаюсь я. – Но ведь это все равно уже жизнь. Маленький живой комочек, который может превратиться в красивого маленького мальчика или милую девочку.

Ева снова всхлипывает.

– Неужели ты не дашь ему или ей шанса появиться на свет, увидеть солнце, почувствовать тепло любящих рук, сделать первые шаги, любить, быть любимым? И все только потому, что ты хочешь быть независимой от всего и вся?

Ева снова прячет лицо в ладонях и начинает рыдать. Мне ничего не остается, как подойти к ней и обнять.

– Послушай, кроха. Я понимаю, что в твоих планах не было ни меня, ни ребенка. Но я здесь, а он здесь, – я нежно дотрагиваюсь до ее живота. – У тебя еще много месяцев впереди, чтобы привыкнуть к этому.

– А если я не смогу?

Она смотрит на меня прекрасными теперь совсем заплаканными глазами, всматривается в меня, будто пытаясь найти все ответы.

– Сможешь, вот увидишь, что сможешь. А я тебе помогу.

– Тагир, – на дне ее медовых глаз светится упрямство. – Даже если я решусь родить этого ребенка, замуж за тебя я все равно не выйду.

– Почему?

 

***

 

– Почему? – спрашивает Тагир.

– Потому что… Потому что…

Я не знаю, как объяснить ему так, чтобы не казаться абсолютной наивной дурой.

– Ну же, Ева? – он приподнимает мой подбородок так, чтобы я не могла отвести взгляда.

– Потому что я насмотрелась на своих родителей, на то, как отец всю жизнь понукает матерью, как он не дает ей принимать собственных решений, как он загнал ее в этот проклятый кокон брака и она полностью потеряла себя.

– Не все живут так, как твои родители, Ева.

– Не все, но очень многие. Женщины просто растворяются в мужьях, детях, семье. Я не хочу такой жизни.

– Значит, живи другой. Ведь то, как двое выстраивают свои семейные отношения, Ева, зависит только от них самих.

Все мои аргументы не аргументы для Тагира. Он, конечно, прав. Мы не обязаны повторять схемы, по котором строили жизнь наши родители. Но к сожалению, так уж устроены люди, что они постоянно перенимают и по новой воплощают модели поведения своих родителей. Лишь немногим удается разорвать этот порочный круг.

Однако есть кое‑что еще.

– Есть еще одна вещь, – слышу, как голос мой срывается на середине фразы.

– И какая же? – глаза Тагира сужаются, как у тигра перед прыжком.

– Я всегда считала, что выйду замуж только в одном случае… Если буду очень сильно, бесконечно сильно любить.

Тагир очень долго молча на меня смотрит, а потом все‑таки спрашивает.

– А меня ты, значит, не любишь?

– Прости… – шепчу я, опустив взгляд.

Я больше не чувствую рук Тагира, которые все это время обнимали меня.

– Что ж, Ева… – протягивает он.

Я вскидываю на него взгляд и вижу, что на губах Тагира играет легкая улыбка.

– Я научу тебя любить меня.

Я открываю рот от удивления.

– Научишь меня любить тебя?

– Обязательно. Прямо с сегодняшнего дня начнем с тобой курс любви длинною в девять месяцев.

– Девять месяцев? – эхом переспрашиваю я.

– Да, милая. А потом посмотрим, сможешь ли ты все еще утверждать, что не любишь меня.

– Тагир, но я еще ничего не решила по поводу ребенка, – пытаюсь протестовать я.