Не прикасайся!

– Возможно.

Может, мне тоже притвориться, что я не умею кататься?

– Закончили! – кричу я и, прежде чем Никита успевает, подхватываю Никольскую под руку и везу к калитке. Она вся цепенеет, старается держаться от меня как можно дальше, а я получаю ненормальное удовольствие от сильных эмоций.

Не могу заглянуть в глаза и прочитать больше, чем ненависть, поэтому довольствуюсь малым.

 

Глава 6

 

 

Настасья

 

– Как ты с ним столько лет выдерживала?

После тренировки и легкого ужина мы идем по улице. Никита осторожно держит меня под руку, изо всех сил стараясь касаться как можно тактичнее, исключительно с целью поддержки. А мне нравится его галантность.

Вообще вся моя жизнь состоит из двух частей. Первые пятнадцать лет, наполненные льдом, тренировками, программами, прыжками. И последующие четыре года темноты. Так вот, этот день – самый лучший во второй половине моей жизни. Мне давно не было так хорошо. Тело приятно ноет после нагрузки, на ноге три огромные кровавые мозоли из‑за коньков, но внутри все поет, и я готова часами бродить по улице с Никитой под руку.

К сожалению, Макс всего лишь высадил нас у ворот поселка, позволив пройтись до дома. Это не больше пятнадцати минут, но мы нарочно идем медленно, продлевая завершение вечера.

– Он не такой уж плохой. Просто иначе никак, ты либо добрый дядя, на котором гроздьями висят дети, либо тренер, который приносит медали. Алекс – приносит. В том числе благодаря своей… м‑м‑м…

– Сучности.

– Суровости. Он правда знает свое дело, умеет настраивать на работу, на прокаты. Видит спортсмена насквозь. Знает, когда нужен психолог, а когда можно покричать. Какая программа сядет идеально, а какая будет смотреться так, словно взята с чужого плеча. Это талант.

– Знаешь, я сейчас покажусь тебе бестактным, но не могу не сказать. Для спортсменки, пусть и бывшей, ты удивительно хорошо говоришь.

Я смеюсь, пытаясь представить себе смущенное лицо Никиты и Макса, который сейчас идет позади нас и наверняка мучительно пытается сдержать улыбку.

– Ну что ты смеешься? Все спортсмены, которых я знал, далеко не ораторы.

– Я много слушаю устную речь. С тех пор как ослепла, пачками глотаю аудиокниги, слушаю фильмы и все такое.

– Так, значит, этот Алекс всегда ведет себя как напыщенный мудак? А почему он Алекс? Косит под америкен‑бой?

– Не знаю. Так приклеилось. У них в семье это своего рода традиция. Его брат, владелец «Элит», Серж, а жена Сержа – Крис. Вот и к Алексу пристало. Но в глаза, конечно, все называют его Александром Олеговичем.

– Серьезно. Мне показалось, между вами есть какая‑то недосказанность.

– Я…

Закусываю губу, не хочу делиться с Никитой не самыми приятными подробностями прошлого. Но он первый, кто по‑настоящему интересуется тем, чем я живу.

– Я была в него влюблена, когда выступала по юниорам. Сильно влюблена.

– И что потом случилось?

– Ничего. Произошло ДТП, я потеряла зрение, а Алекс – интерес к бывшей спортсменке, ставшей бесперспективным инвалидом. Так и прошла любовь.

– Прости. Я напомнил о неприятном.

– Я помню об этом каждый день. Такое не забывается. Папа настаивает, чтобы я ходила тренироваться, но даже боюсь представить, сколько он заплатил клубу, чтобы Алекс со мной возился. Но от иллюзий полезно избавляться. Я разлюбила его, когда поняла, что тренер больше не навестит меня в больнице, что он занят своей чемпионкой.

– Анастасия Борисовна, мы пришли, – говорит Макс.

– Что ж, вот и мой дом.

Никита отпускает мой локоть и, не успеваю я испытать легкое разочарование, осторожно берет за руку. Ладонь обдает приятным теплом.

– Насть… спасибо, что погуляла со мной. Это было очень круто. Ты потрясающе выглядишь на льду. Да и вне его… я могу пригласить тебя на второе свидание?

Улыбка касается губ без моего на то согласия.

– Ты так этого хочешь?

– Да. Я очень хочу. Если ты хочешь.

– Хочу. Пригласи.

– Договорились! Я придумаю, куда пойдем, и позвоню. Насть…

Я догадываюсь, к чему все идет, и дыхание перехватывает от предвкушения первого в моей жизни поцелуя.

– Можно я тебя поцелую?

– Если Макс отвернется…

– Он тактично курит в паре метров от нас.

– Тогда целуй, – шепотом отвечаю я.

И уже почти чувствую тепло губ Никиты на своих, как вдруг слышу звук распахнувшейся двери дома и строгий окрик отца:

– Настасья, уже половина двенадцатого! Немедленно домой!

От досады хочется застонать и топнуть ногой, но я лишь разочарованно улыбаюсь.

– Прости. Мне пора.

– Вот еще одна причина пригласить тебя на второе свидание. Мне повезло, что он вышел без ружья, да?

– А он без ружья?

– Всего лишь с планшетом.

– Ты самый везучий парень на свете.

– Настасья! – снова кричит отец.

Приходится махнуть Никите на прощание и, не дожидаясь, пока подоспеет Макс, самой открыть калитку. Протискиваясь внутрь мимо папы, я саркастически говорю:

– Мне почти двадцать, забыл?

– Ты все еще Никольская, забыла? А Никольские не позволяют себе лишнего в компании малознакомых людей.

– Расскажи это Вовке или Даньке. Братики от души поржут и заверят, что уж они‑то своих баб сначала по полгода на светских раутах выгуливали.