Не проблема олигарха

Делаю вид, что с опаской оглядываюсь на дверь, прикладываю указательный палец к губам, показывая, чтобы не шумела и закрываю дверцу.

Дожились. В тридцать восемь лет играю в детские игры. Но забавно, черт возьми.

Выхожу, хохотнув про себя и направляюсь на кухню. Кофе уже готов и ждет меня в чашке, источая чудесный горький аромат.

Делаю несколько глотков, представляя как она там сидит и трясется, а потом решаю добить.

Отцепляю нож от магнитной доски и со звоном роняю его на пол.

– Стоять, – гаркаю так, чтобы было слышно в спальне, а потом для верности бросаю на пол второй нож.

Глотнув еще немного кофе, отставляю его на место и размашистым шагом направляюсь обратно. Открываю дверь, проношусь по спальне, рывком отворяю шкаф и офигеваю, когда в лоб прилетает туалетная бумага.

– Ой‑ой, это Вы, – испуганно шепчет мелкая, забившись в угол, – простите.

– Двигайся, – приказываю ей, ступая внутрь.

– Вы тоже сюда?

До того огромные глаза становятся размером с блюдца. Я вжимаю ее собой в заднюю стенку шкафа и запираю его за спиной. Маловато тут места, конечно, но ради того, чтобы позажимать ее немного в углу сойдет.

– Я вызвал охрану. Их там несколько. С одним я справился, но остальных мне не одолеть. Переждем.

Выдаю на полном серьезе, пока она во все глаза внимает моему фейковому рассказу.

– Боже мой, как же я? Катька моя, она с ума сойдет, – начинает лепетать, прикрывая рот рукой, – мне нельзя умирать!

– Катька это сестра? – уточняю я, поражаясь богатой фантазии их родителей на имена.

– Да. Мама любила имя Катя, – бурчит девчонка, стрельнув в меня глазами снизу‑вверх.

Черт, она ростом мне до середины груди дотягивает. Сколько в ней? Метр шестьдесят хоть есть? Позади есть место в шкафу, пусть немного, но я отлипнуть не могу. Зажимаю её в углу и пошевелиться не даю.

Из комнаты доносится шорох, заставляя нас обоих замереть. Катю еще и смертельно позеленеть. Я‑то в курсе, что это Бартоломей, кот Юлькин. Мейн‑кун этот неадекватный. Но Катя даже не догадывается. В поиске защиты начинает хвататься за меня и впивается ногтями в грудь в попытке кажется, забраться на меня. Подхватываю её, чтобы лишить себя участи быть изувеченным, ну и что уж скрывать, чтобы побаловать себя приятным. Секунда и Катька сидит на меня, облепив торс ногами, а руками вцепившись в плечи.

– Мамочки, они убьют нас, точно убьют, – шепчет, затаившись, а мне уже и смеяться не хочется. – На кой чёрт мне нужна была эта икра? Сейчас бы сидела дома, жива здорова!

Я дурею от запаха клубники, исходящего от её волос, от атласной кожи, в которую нахально впиваются мои пальцы. От горячей промежности, куда утыкается мой потерявший надежду малый.

– Не убьют, – обещаю я, как токсикоман втягивая клубничный аромат, – тише будь и не убьют.

Снаружи снова раздаётся шум и Катя накрывает своей ладошкой мои губы.

– Ттттссс. Они идут!

Бартоломей вероятно услышал, что не один в спальне и двинулся на шум возни. Сдвигаю её ладонь и шепчу в пухлые губы.

– Не дыши!

Катя сначала быстро кивает, но спустя мгновение застывает. Приближается ко мне, ведет носом.

– А ну дыхните!

– Что? – не соображаю сразу.

– Вы кофе пили? – ошарашенно выдает, и в этот момент снаружи раздается требовательное «Ммяяяууу».

Зараза голодная!

Плотно сжимаю губы, чтобы не рассмеяться.

Кате хватает доли секунды, чтобы сложить два плюс два.

Она ощетинивается и превращается из испуганной мелочи в разъяренную фурию.

– Только попробуйте сказать, что на кухне никого не было, – выдавливает сквозь зубы.

– Ну почему же? Там был я, – признаюсь, не прекращая исследовать пальцами её упругие бедра.

Даже не знал, что лицо способно изменить столько цветов всего за такой короткий промежуток. Катя бледнеет, краснеет, багровеет.

– Ах вы! Извращенец! – выстреливает наконец, отчаянно влупив мне по плечам, – Пустите меня быстро.

– А то что? Забьешь туалетной бумагой? Хотя погоди, ты ее вышвырнула.

– Бессовестный. Лгун! Я же испугалась! – тарахтит, избивая меня ладонями, – Как вам не стыд…

Толкаю себя в ее промежность, давая четко понять, что нет, мне не стыдно. Ни капли. Мне горячо и заманчиво.

Девчонка застывает, осознавая свое положение и стукнув зубами, захлопывает рот. Проваливается в мой голодный взгляд. Начинает часто дышать, потому что да, у меня стоит, и да, она очень хорошо это чувствует.

 

 

Глава 4

 

Арина

Это вообще как понимать? Наглость просто бесцеремонная!

Дышать пытаюсь, а воздуха нет. Есть только мускусный запах этого великана, что возомнил себя великим актёром. Даже палочкой волшебной обзавелся, Гарри Поттер, чтоб его.

Палочка только большая очень. Прямо внушительная. Я из‑за неё и шевелиться боюсь, а то задевает там между ног чувствительное место и током меня прошибает. Хочется выкрикнуть «Редуцио», чтобы она уменьшилась!

Вот только голос мой куда‑то тоже подевался. Под голодным взглядом серых глаз мурашками покрываюсь. Даже котята не спасают. Помяукайте что ли, миленькие! Отвлеките его, а заодно и с меня это наваждение сбросьте.

– Что замолчала, Катька?

А голос как у него охрип, божечки. Эта хрипотца прямо по коже вибрациями бежит. Спрятаться хочется от такого пристального внимания и абсолютно неприкрытого желания. На меня мой Степка так никогда не смотрел, а секс наш начинался со слов, «Че, Арин, может попекаемся?»

Влад жадно обводит мое лицо взглядом, цепляется за губы и наклоняет голову, при этом подкинув меня немного вверх. Волшебная палочка на долю секунды теряет связь с моим наэлектризованным телом и заклятие спадает.

Резко прихожу в себя, вспоминая как этот неандерталец со мной поступил.

Мужские губы уже почти впиваются в мои, когда я отворачиваюсь. Поцелуй приходится в щеку.

Влад хмыкает.

– Начнем с поцелуев в щечки и танцев на расстоянии вытянутой руки?

От его горячего дыхания меня всё еще «штырит», но я все же немного оклемалась.

Демонстративно тру щеку ладонью.