Никогда не влюбляйся в повесу
Когда же это началось? С отъездом сестры? Нет… не совсем. Но какая разница, черт возьми, когда именно это произошло, если вся его жизнь так или иначе пошла вкривь и вкось?!
Как бы там ни было, мрачно подумал он, нет никакого смысла торчать тут и дальше. И уж коль скоро пучина греха, в которую он кинулся, оказалась бессильна накрыть его с головой, может быть, пуля поможет ему забыться? Если человек жаждет поторопить Всевышнего, почему бы ему просто не отправиться домой, чтобы приставить к виску пистолет и не покончить разом со всем этим – вместо того чтобы сидеть здесь, слушая, как Валиньи с Эндерсом изводят друг друга ядовитыми колкостями?
Лицо графа выражало досаду и разочарование.
– Увы, джентльмены. Фортуна сегодня, похоже, окончательно покинула меня.
Барон Ротуэлл отодвинулся от стола.
– Итак, джентльмены, предлагаю забрать деньги и разойтись по домам. Будем считать, что вечер удался на славу.
– Non! – В глазах графа де Валиньи промелькнуло что‑то очень похожее на страх. Он едва ли не силой вновь усадил Ротуэлла за стол, и на губах у него появилась улыбка. – Прошу вас, джентльмены! Мне кажется, Фортуна вновь готова обратить ко мне свое лицо. Может быть, вы, как и положено джентльменам, дадите мне последнюю возможность вернуть себе то, что я сегодня проиграл?
– А какие ставки? – тут же бросил Эндерс с вызовом в голосе. – Имейте в виду, Валиньи, никаких расписок от вас я больше не приму. Даже если произойдет чудо и вы вдруг на этот раз выиграете, это же какие‑то жалкие гроши по сравнению с тем, сколько вы мне должны.
Граф недовольно поджал губы.
– Не волнуйтесь, милорд, – самое ценное я оставил напоследок, – поспешно объявил он. – Я намерен поставить на кон нечто такое, что будет небезынтересно для вас – и, возможно, выгодно мне самому.
Мистер Калверт воздел кверху руки.
– Я – только зритель, – со вздохом заявил он.
– Конечно, конечно, – закивал граф. – Я имел в виду только Эндерса. Ну и, возможно, Ротуэлла.
– Так говорите, – пожал плечами барон. – А то я уже потихоньку начинаю скучать.
Валиньи, вцепившись руками в стол, выпрямился.
– Теперь, когда сэр Ральф ушел, предлагаю аннулировать последнюю игру и сыграть заново, – проговорил он, переводя взгляд с одного лица на другое. – Победитель заберет все, что стоит на кону. Калверт, поскольку он отказался участвовать, будет сдавать. Только одну игру, джентльмены. Что скажете?
– Чертовски странный метод отыграться, – пробурчал, пожав плечами, Калверт.
– Что именно вы собираетесь поставить, Валиньи? – осведомился Эндерс.
Граф поднял руку, призывая к молчанию, потом, оглянувшись через плечо, подозвал к себе лакея.
– Тафтон, – рявкнул он, – где мадемуазель Маршан? В своей гостиной?
Лакей, похоже, слегка растерялся.
– Простите, милорд, не могу точно сказать…
– Бог мой, так поди и отыщи ее! – велел Валиньи.
– Не имею ни малейшего представления, что за пакость вы тут задумали, Валиньи, – проворчал Эндерс, взяв в руки налитый доверху бокал. – Мы с Ротуэллом остались в выигрыше, так что нам обоим есть что терять, верно? Надеюсь, то, что вы решили поставить на кон, окажется достаточно соблазнительным, иначе я лично тут не останусь.
Граф воровато покосился через плечо.
– О, милорд, на этот счет можете не беспокоиться, уверяю вас, – медовым голосом пропел он. – Еще каким соблазнительным, пальчики оближете! Думаете, я забыл, какие у вас вкусы и какие, осмелюсь сказать, аппетиты?
– Какого дьявола? Что это еще за Маршан такая? – нетерпеливо осведомился Ротуэлл.
– Ах да, вы желаете знать, о какой особе идет речь? – Граф, покружив по комнате, уселся за стол и поднял бокал, словно желая произнести тост. – Что ж, скажу… Мадемуазель Маршан – это моя прелестная дочь. Моя незаконная дочь… она наполовину англичанка. Готов поспорить, вы еще не успели позабыть те старые слухи?
– Ваша дочь?! – перебил ошеломленный Эндерс. – Господи, спаси и помилуй, да вы что?! Вы предлагаете сыграть в карты на собственную дочь?
– В самом деле, это уж слишком, Валиньи, – присоединился к нему Ротуэлл, изучая содержимое своего бокала. – Порядочной, хорошо воспитанной девушке нечего делать в подобном месте.
Их хозяин снова тем же небрежным жестом вздернул плечи.
– О, к чему эти церемонии, джентльмены? – с циничным равнодушием бросил он. – Девушка, о которой вы печетесь, большую часть своей жизни провела во Франции – с этой гусыней, своей матушкой, которая имела глупость забеременеть от меня. Не сомневаюсь, она выросла достаточно искушенной, чтобы сообразить, что к чему.
Эндерс вытаращил глаза.
– Уж не хотите ли вы сказать, что эта девушка – дочь леди Холбурн? – возмутился он. – Вы что, Валиньи, окончательно сошли с ума?!
– Я – нет. А вот за вас не поручусь, особенно когда вы ее увидите, – На лице Валиньи появилась хорошо знакомая им всем ухмылка. – Vraiment[1], друзья мои, эта девушка – настоящая жемчужина, вылитая мать. Какое личико, какие зубы, какая грудь… в ней все безупречно, клянусь вам! Все, что ей нужно, – это мужчина, который даст ей возможность занять то положение, которого она заслуживает, и позволит вести соответствующий образ жизни.
В этот момент дверь гостиной распахнулась, как от толчка, и ворвавшаяся в гостиную девушка быстрыми шагами направилась к графу.
– Чем вы сегодня развлекались, Валиньи? По своему обыкновению, проигрались в пух и прах?
Граф произнес несколько быстрых, трескучих французских фраз. Ротуэлл не разобрал слов, но успел заметить, как внезапно помрачнело лицо Валиньи. Девушка в ответ разразилась возмущенной тирадой и потрясла перед лицом Валиньи кулачком. Ее голос, звучный, глубокий, с едва заметной хрипотцой, был одним из тех женских голосов, какие способны заставить затрепетать мужское сердце.
На этот раз Валиньи не солгал. Жаркая волна незнакомых доселе чувств захлестнула Ротуэлла – смесь вожделения и тоски, почти нестерпимого желания, чего‑то такого, чему он и названия не смог бы найти. Девушка была необыкновенно хороша собой. Маленький подбородок с ямочкой был высокомерно поднят. Тонкий, изящный аристократический носик, широко распахнутые темные глаза, роскошная грива черных волос, высоко зачесанная со лба назад, и смуглая, цвета светлого меда, кожа.
К удивлению Ротуэлла, эта юная на вид девушка обладала роскошными формами.
Ротуэлл отодвинул в сторону бокал с бренди. Ему страшно не понравилось, как его тело отреагировало на появление этой женщины.
– Будьте добры, объяснитесь, Валиньи, – сухо потребовал он.
[1] В самом деле (фр.).
