Новенький

Кто‑то должен был тихонько открыть ворота изнутри двора, но, когда перелез через забор, шмякнулся с таким шумом, будто обронили кастрюлю с болтами. Кто‑то уточнил, что это вовсе не кастрюлька, а котелок. И судя по звуку удара, пустой котелок. Дружный гогот раздался с новой силой. Представьте себе картину, как рыцарь в доспехах, закинув полкорпуса на лошадь, вдруг перевешивается и под восторженный смех публики летит головой вниз. Примерно это воспроизвелось в сознании, когда я слушал рассказ. Бронежилет и шлем весят не меньше, чем рыцарские доспехи. И этот трёхкилограммовый шлем может внести дисбаланс даже в отточенные движения натренированного тела. Но наш «рыцарь» обвинял в своём эпичном пике товарищей‑переростков, которые вместо того, чтобы аккуратно подсадить, в выплеске адреналина просто перекинули его во всей амуниции через трёхметровый забор. Расскажи мне кто такое, я бы засомневался, но глядя на дышащих силой парней, сомневаться перестал. Это же ходячие катапульты. С такими, если силу не рассчитают, можно не только через забор перелететь, но и в огороде очнуться. В соседском. Через два дома. На радость всем история на этом не закончилась. Оратору не хватало воздуха. Всхлипывая, он продолжал повествование. Из тщетных попыток, по обрывкам, я понял следующее. Горе‑взломщик, очухавшись, скрипя чем только возможно, битых двадцать секунд пытался открыть калитку ровно до того момента, пока во дворе, издавая злобный рык, не появилась хозяйская собака. Вот тут‑то наш герой в считанные секунды открыл замок, калитку, ворота и заодно получил сверхспособность бегать со скоростью звука. Вы слышали фразу «Одна нога здесь, другая там»? Так вот, фраза никакого отношения к делу не имела, потому что обе ноги «рыцаря», завидев собаку, бежали наперегонки, забыв про тело и килограммов тридцать экипировки. Пока повернутая голова с ужасом смотрела на псину, ноги уже забегали за угол. Чем дальше шел рассказ, тем громче все смеялись. Но процесс разгрузки не прекращался ни на секунду. Он хотел что‑то добавить, но подошедший человек мягко ударил под дых и попросил прекратить нести чушь. Выйдя на авансцену, он объяснил чудесной публике, что на самом деле это не падение с забора, а необходимый манёвр. Чтобы не находиться в секторе возможной стрельбы, ему пришлось применить всю сноровку и максимально быстро прижаться к земле. Да, с высоты забора грациозно, плашмя он приземлился сразу в положение для стрельбы лежа. Такое неподвластно даже тибетским монахам. И собаки, которая, по его словам, была размером с быка, он не испугался, а просто соблюдал дистанцию. И, если кто‑то станет много говорить, в следующий раз пойдёт первым.

Первым, если честно, готов пойти каждый, но это не значит, что у кого‑то есть такое желание.

Смех не умолкал, и в этой идиллии чувствовалась слаженность и взаимопонимание коллектива.

На улице перед модулем тихо. Основная часть только приехала с задачи, а те, кто остался на базе, вышли узнать, как всё прошло и заодно помочь разгрузить технику. Как я заметил позже, здесь никого не надо просить. Неважно, чем ты занят, выйти встретить товарищей обязан. Это – негласный закон подразделения.

Снаружи модуль выглядел как железнодорожный вагончик, только без шасси и в несколько раз меньше, а внутри – вытянутое узкое купе с тремя двухъярусными кроватями по бокам. В маленькой комнатушке приходилось ютиться шестерым здоровым мужикам. И если кто‑то уходил в отпуск, то другие вздыхали с облегчением. Ведь шестеро мужиков на восемнадцать квадратов жилплощади… Ну, знаете, такое даже Коммунистическая Партия Китая не одобрила бы! В нашем случае выбирать не приходилось.

Всё пространство, не занятое кроватями, изобиловало различными полками и приспособлениями для хранения оружия, экипировки и личных вещей. Проход между кроватями настолько узкий, что поставленная мной спортивная сумка сразу перегородила его. А сами кровати были по‑настоящему родными. Самые что ни на есть советские, металлические, скрипучие кровати, которые после увольнения со срочной службы я надеялся никогда больше не видеть. Ну да, как же, не увидел, блин.

***

В армии есть игра «Три скрипа», знаете? Если нет, то вы многое в жизни потеряли. Эта увлекательнейшая игра развивает одновременно скорость гепарда, точность кобры, ловкость пантеры, цепкость паука и способность задерживать дыхание дольше пятнадцати минут, а в случае необходимости даже остановить сердце. Видели фильм «Миссия невыполнима» с Томом Крузом в главных ролях? Над эпизодами, где он, вися на веревке, балансировал в сантиметре от пола, не издав ни звука, мы с сослуживцами просто смеялись. Чтобы обучиться этому, не нужны годы тренировок, достаточно советских двухъярусных кроватей с сеточками, безумной усталости и парочки злых сержантиков. Правила гениальны и просты до невозможности:

Время – вечер;

Состояние – все измотаны и мечтают о сне (впрочем, как всегда, иначе армия – не армия);

Дислокация – казарма, расположение роты, где порядка ста кроватей, расставленных в шесть рядов и восемь колонн с проходами между ними размерами примерно в один метр;

Особые условия – злой (ну или просто скучающий) сержант;

Сопутствующие условия – кто‑то, где‑то, когда‑то упорол косяка (условие необязательное, при необходимости может быть выдумано сержантом);

Вот теперь, когда вы представили общую картину, начинаю вводить в суть игры. Близится самая святая минута каждого солдатского дня, когда дневальный подаёт долгожданную команду:«Рота, отбой!»

Каждый в предвкушении момента, когда голова наконец‑то соединится в одно целое с жесткой, но всё же любимой подушкой, а бренное тело сможет принять горизонтальное положение. И тут, как в фильмах ужасов, звучит устрашающий голос: «Кто хочет сыграть игру»?

И, когда все в ужасе замирают, отказываясь верить своим ушам, в воцарившейся тишине становится как‑то особенно гадко. Негромко, немного смакуя, сержант выносит кошмарный приговор: «Играем в три скрипа! Время пошло!»

Всё, сомнений быть не может, ночь будет долгой. Представьте стадо из ста бизонов, которые в бешеной панике сбивают всё и вся на пути. За жалкие двадцать секунд каждый должен раздеться, уложить, как положено, по швам, обмундирование на стул и успеть занять позицию лежа. А после того, как сержант досчитает до двадцати, не издавать ни единого, мать его, звука! Ни единого!

Если вы по своей гражданской наивности думаете, что это легко, то заблуждаетесь, как слепые не пуганные котята. В первый раз не все успевают даже лечь! Вы только представьте, как кто‑то висит на кровати второго яруса. Полкорпуса уже закинул в ложе, а ноги, словно сосиски, болтаются в воздухе. Это самое незавидное. Руки немеют, железная рамка всё глубже втыкается в ребра – такой точно дольше пяти минут без скрипа не протянет. Максимально оттягивая время, превозмогая боль в затекших суставах, помолившись всем богам и заранее молчаливо извинившись перед сослуживцами, он попытается бесшумно поднять ногу на постель, чуть‑чуть улучшая положение. Как тут же у всех в ушах, и с болью на сердце, отдается ненавистный скрип.

«Раз!» – тут же громогласно возвещает голос сержанта, который в данную минуту на редкость внимателен к каждому бойцу.

И если вы думаете, что оставшиеся девяносто девять носорогов успели занять позицию горизонтально и не издадут ни звука, то будете правы. Но это будет, в лучшем случае, лишь с третьей или четвертой попытки.

А пока… кто‑то неправильно положил подушку под голову, и теперь у него ломит шею и терпеть это долго невозможно. кто‑то умудрился впопыхах лечь на руку, и она онемела. кого‑то цифра «двадцать» застала в моменте, когда он тянулся за одеялом, лежавшим в ногах, и теперь он замер в позе «присел за ведром», кто‑то просто лёг очень неудобно, у кого‑то сильно чешется нос, у кого‑то глаз, а у кого‑то яйца, будь они неладны.