Новенький
– Расположился? – продолжил допрос всё тот же.
– Никак нет. Жду остальных. Там чьи‑то личные вещи и оружие, поэтому решил ждать на улице.
– Надо же, – с ухмылкой ответил он. – Не доверяешь себе, значит?
В темноте, кроме направленных на меня глаз, вновь появились белозубые улыбки.
– Да нет, себе я доверяю, просто не знал, как другие воспримут, – я опустил взгляд.
– Ладно, сегодня отдыхай, а завтра в десять ко мне, – и обернувшись к толпе, мой собеседник добавил: – Бурый, отвечаешь за него.
Удивительно, он их как‑то различает.
– Бурый принял.
Встретили душевно. Накормили, напоили, всё показали, да спать уложили. Естественно на втором ярусе, а как ещё. Первый ярус уже давно заняли и расписали на долгие годы вперёд.
Глава 4. Сушилка
Мне вспомнился первый день в разведроте. Я тогда впервые приехал в Чечню и ничего не понимал.
Когда мы прибыли в расположение роты, время было уже позднее, все спали. Свет в полку ради экономии отключали по ночам. В казарме было темно даже в проходе. Мне тогда указали кровать и сказали ложиться, всё остальное завтра. Спать хотелось очень. В армии любой переезд сопровождался многочисленными построениями и проверками личного состава, так что вымотался изрядно. В Чечню нас закидывали по воздуху, ведь дороги часто минировали и на путях следования колонн боевики устраивали засады. Я впервые летел в вертолёте. В общем, за день эмоции били через край, и поэтому, нащупав кровать, я не стал ждать повторения приказа и с блаженной улыбкой лёг спать.
– Эй, вставай. Ты же из Башкирии? – разбудил меня чей‑то голос минут через сорок.
– Так точно.
– Пошли в бытовку, с тобой земляки хотят познакомиться.
Пока мы шли по темной казарме, я пытался разглядеть плакаты на побеленных стена в свете ручного фонаря идущего впереди провожатого.
В бытовке сидело троё.
– Ты, что ли, из Башкирии? – первым заговорил здоровый парень, сидящий справа от.
Насколько я смог разглядеть в тусклом свете переносной лампы, здоровыми были все трое. По гражданским майкам и тому, насколько вальяжно они сидели на неудобных табуретках, догадка сама пришла на ум: дембельский состав отдыхает.
Первым бросился в глаза огромный нож «Скорпион», воткнутый в середину стола. Нож назван в честь формы, напоминающей жало скорпиона. Хоть оружием здесь и нарезали колбасу, лежащую на клочке армейской газеты, его вид настораживал.
Кроме колбасы недопитая газировка «Колокольчик», пустые стаканы и крошки хлеба, который здоровяки, видимо, поленились нарезать и просто ломали руками.
– Так точно, из Башкирии.
– Повезло тебе. Знакомься, Адам – твой земляк, – сказал другой, не скрывая добродушной улыбки.
– Да подожди ты, сам разберусь, – одернул его первый.
Земляк был внушительных размеров. На гладко выбритой голове, в районе левого виска, красовалась татуировка в виде летучей мыши. В тот момент мне захотелось набить такую же. Позднее я отказался от затеи.
Разговор шёл в обычном русле, вопрос‑ответ. Я продолжал стоять посреди небольшой комнаты напротив «праздничного» стола, когда в окно постучали. В помещение сначала проникли две бутылки водки, а за ними затащили два тела.
– Тимур, смотри, твой земляк. Только сегодня привезли, – сказал второй вошедшему через окно гостю.
В глазах Тимура блеснул огонь. Не, не так. В пьяных глазах пошатывающегося Тимура блеснул нехороший огонёк.
– С Башкирии? – подходя ко мне, он одновременно складывал пальцы в замок и разминал кисти рук.
Я был готов ответить «так точно», но что‑то подсказывало, что ответ ему не интересен. Предчувствие не подвело, и мысленные фрустрации вопиющим образом прервал удар правого локтя в подбородок.
Повернувшись к честной компании уважаемых дембелей, Тимур, скаля зубы словно гиена, выдал:
– Земляка надрать, словно дома побывать.
Шутка зашла. Смеялись все. Кроме меня, естественно. Если бы рот не заливала кровь, возможно, я бы оценил творчество молодого Петросяна, но сейчас я пытался не сплюнуть на пол кровавую слюну.
Зря. После удара под дых она вылилась сама. Согнувшись, я схватился за живот и ожидал добивающего удара, но тут услышал возглас второго. Как потом узнал, его звали Астраханец.
– Э, тормози, чё творите‑то! – воскликнул он, вставая со стула. Как же я был ему благодарен, хоть кто‑то решил противостоять беззаконию и беспределу. В тот миг он стал моим героем. Пока не произнес следующие слова: – Вы ща здесь всё загадите. Идите в сушилке веселитесь, здесь не надо грязь разводить. И дневального позовите, пусть уберёт всё.
Всё, как всегда, прозаично. Ты думаешь, что кто‑то заботится о тебе, ан нет, он заботится только о своём благополучии, а ты просто случайно очутился на одном пароме с его планами.
Сушилка оказалась рядом, за стенкой. Небольшая комната, со множеством вешалок и батареями вдоль стены, предназначалась для сушки белья, но на деле зачастую использовалась для подпольных боёв.
Вся толпа переместилась в своеобразный октагон, чтобы лицезреть развязку поединка. Удары, что Тимур наносил, прижав меня к стенке, не причиняли большого вреда. Я уже знал повадки противника, и его удары не заставали врасплох. Астраханцу, видимо, надоело смотреть, как Тимур бесполезно отрабатывает удары на живой груше, и он, решив ускорить финал поединка, спросил меня:
– Чё ты ему не врежешь? Он же твоего призыва. Недели на две раньше тебя приехал.
Как? Что? То есть ваш наглый собутыльник моего призыва?
Я‑то думал, что это проверка и нужно выстоять, а оказалось, что какой‑то душара, пару раз сбегав за водочкой для стариков и испив с ними рюмочку горячительного напитка, так поверил в себя, что решил подмять под себя молодых. Ну разве не гнида? Вцепившись руками в глотки, мы повалились на пол и душили друг друга, иногда сдабривая бока глухими ударами. Публика оживилась. Ненавидя выскочку всем своим деревенским происхождением, я старался больнее задеть его открытые места. Победить не получалось. В каждом движении чувствовалось, что он сильнее, но мне было плевать. Я пытался ответить на каждый удар. Теряя сознание от удушья, я душил в ответ. Получая удар по рёбрам, пытался нанести два.
Не знаю, сколько мы так прокувыркались по полу, но зрителям надоело наблюдать, и они вспомнили о водке.
– Так, всё, харе. Пошлите пить уже, водка стынет. Новенького спать отправьте, пусть отдохнёт с дороги.