Одной нитью связаны
Почувствовав усталость в ногах, она опустилась на пуфик и стала наблюдать за тем, как суетится мама. Недавно Клава спрашивала, нужна ли какая‑то помощь, Ксюша отмахнулась, сказала, что мама приезжает на пару недель, а дальше видно будет. Не ожидала, что Егор заедет. Еще и без предупреждения.
– Этот Егор отличный парень, – заметила Анастасия Павловна, подхватывая последний пакет. – Он и есть отец ребенка?
– Да. Он – отец, его жена – мать, – нарочно упомянула о Клаве, подчеркивая, что никаких интимных отношений у нее с Егором не было.
– Я поняла. Ну что ж, отличный выбор. Ребенок будет расти в хорошей семье.
Да, да! Ксюша тоже убеждала себя в этом. И искренне пыталась радоваться за Клавдию, однако мысль о том, что сама в свое время сделала неправильный выбор, ранила, словно нож. Нет, это не зависть была, скорее, сожаление, что вот у нее не получилось. Предательство Игоря, развод, осталась одна, с ребенком на руках. А кому‑то все на блюде, как Клаве. Наверное, она заслужила и мужа такого, и все остальное. Как говорится, «хорошая карма».
«Вот и пусть будет счастлива, – пронеслось в голове. – Хотя бы она!»
– Да, и… – Анастасия Павловна внимательно посмотрела на нее. – Не привязывайся, девочка. А то больно будет.
Женщина скрылась на кухне, а Ксюша закрыла глаза, чувствуя, как внутри разливается горечь.
Слишком поздно. Она хоть и гнала эти мысли прочь, все равно подсознательно видела себя рядом с сыном и Егором. И никак не могла смириться, что в семье Удальцовых для нее никогда не будет места.
Тут же ощутила легкий толчок. Ребенок явно был недоволен тем, что мамочка напряжена.
– Прости.
Ксюша начала гладить живот, успокаивая его, а это слово осталось на подкорке:
Мамочка…
Другая у него будет мамочка. А она не вправе себя так называть.
– Прости, малыш… – прошептала, шмыгнув носом, только сейчас в полной мере осознав и ужаснувшись тому, что натворила.
Глава 5
Схватки начались на несколько дней раньше, чем планировалось. Изначально в контракте было оговорено, что в роддом ее будет сопровождать менеджер агентства, но Егор, когда узнал, примчался уже через десять минут и сам повез ее до клиники.
– Держись, Ксюх, мы успеем, все хорошо будет, – твердил он, вцепившись в руль так, что пальцы побелели. – Господи, у меня будет сын… Потерпи, парень, скоро встретимся.
Впервые Ксюша видела его таким взволнованным: глаза блестели, руки тряслись, на лбу выступал пот. На его фоне она выглядела просто образцом спокойствия.
В роддом он внес ее на руках и разволновался так, что ему даже собирались вколоть успокоительное, но он отказался. Все то время, пока длились роды, Егор стоял под окнами. Ксюша узнала об этом, когда услышала перешептывания медсестер.
– А этот все круги под окнами наматывает, – сказала одна из них. – Жена спокойная, как удав, а он себе места не находит.
– Ага, я видела. Понятно, кто в этой семье больше всех хочет ребенка, – добавила шепотом другая, но Ксюша услышала.
Родила она довольно легко, сама. Как и следовало ожидать, ребенка ей не дали. Чуть позже сунули под нос документ. Ксюша вчиталась в строчки.
«Я, Ксения Викторовна Петрова… добровольно, осознанно и свободно даю свое согласие на запись супругов Удальцовых родителями ребенка…»
У нее дрогнула рука. Нужно поставить подпись, обычную закорючку. Только и всего. Почему она медлит? Уже ведь свыклась с мыслью о том, что суррогатная мама, что носит под сердцем чужого ребенка. Вообще в тот момент, когда заключала контракт с Удальцовыми, мучилась мыслью только о брате. О том, что ему надо помочь. Наивно надеялась, что не привяжется к малышу за девять месяцев. А теперь, когда он родился, что‑то в душе надломилось. Наверное, пришло осознание, что расставание неизбежно. Все это время он жил внутри нее, она с ним разговаривала, гладила живот, чувствовала толчки, а теперь его не будет. Никогда в ее жизни этого человечка больше не будет. Это странно и от этого больно…
В глазах неприятно защипало. Стены больничной палаты, выкрашенные в блеклый цвет, опасно покачнулись. Ксюша отодвинула документ и откинулась на спинку кровати.
В этот момент в палату вошла Клавдия. Лицо ее оставалось бесстрастным, а взгляд спокойным, словно никакого радостного события в ее жизни не произошло. Бросив взгляд на отставленные в сторону бумаги, она нахмурилась:
– Какие‑то проблемы, Ксения? Почему не подписываешь согласие?
Ксюша не знала, что ей ответить. Руки дрожали. Внутри разливалась горечь, мучило чувство вины.
– Что‑то не так? Кажется, мы уже обсудили все условия нашей сделки, – напомнила женщина, высокомерно вздернув подбородок. – Согласие было со всех сторон. А сейчас я смотрю, ты начинаешь медлить. В чем дело, милая? Или тебе деньги не нужны?
– Терпи, мой милый, терпи, – мама держит Матвея за руку, пока медсестра делает ему укол.
Колючка хмурится, но терпит. Тетя уходит, но он не смотрит ей вслед. Поджимает губы и молчит, думая о своем. Он больше не спрашивает, когда поправится, когда сможет стать здоровым.
Он все понимает.
Он повзрослел.
Про деньги – как пощечина. Вспомнила о брате, и сердце забилось быстрее.
– Нужны.
– Тогда подписывай! – рявкнула Клавдия, даже не пытаясь скрыть раздражения, и до боли вонзилась ногтями в ее плечо. Поморщившись, Ксюша посмотрела на нее. На мгновение показалось, что зрачки у женщины стали вертикальными, как у какой‑то потусторонней сущности. Опасной и смертоносной.
– Отпустите, – попросила тихо и робко, стараясь не смотреть в ее сторону.
Клавдия неохотно убрала руку.
– Ну что? Все готово? – раздался позади мужской голос. Специфический больничный запах развеял легкий аромат парфюма, в котором сквозили имбирно‑перечная острота и цитрусовые нотки.
