Огонь наших сердец
Экстренно собрали сборную бригаду из таких же «отпускников» и кинули в самое пекло. Опыта у всех хватало, потому не церемонились. Придёт зима, отсидятся ценные кадры в тепле, на диване, рядом с юбками жён, а пока – в огонь, в самые жернова.
Две недели они были в соседнем районе, в компании других бригад. Организованно, общими силами побороли огонь. Пересохший лес продолжил тлеть, торфяники не давали расслабиться местным ребятам, однако, помощь сторонних бригад стала не так актуальна. В других же районах полыхало не на шутку. Будто магма вырвалась из‑под земной коры и сжигала всё на своём пути, кроме, пожалуй, широких сибирских рек. Однако огонь и их легко перепрыгивал, взмахнув рукавами верховых пожаров.
Отправили сюда, клятвенно пообещав, что через пару дней, максимум четыре, пришлют за ними вертолёт. И ведь отправили, исполнили всё, как обещали, вот только в тот же час лётчик‑наблюдатель доложил, что большой огонь движется в сторону Мамукана.
Все силы стянули туда, в помощь МЧС, несколько же бригад, которые в деревню не успевали, сорвали с мест и отправили на новую точку – останавливать пламя, которое того и гляди обрушится на охраняемый квадрат, а там до несколько деревушек и села на тысячу душ – рукой подать для большого огня.
Пришлось, перебарывая усталость и недовольство, тащиться, выполнять долг. Амгалан хмурился, говорил, что теперь‑то жена его точно из дома выгонит. Устала, говорит, терпеть. Конечно, в их местах другой работы нет. В авиалесоохране стабильная зарплата, для их местности большая. Они и ребятишек в школу собирают без сильного напряга, и технику бытовую покупают, и родителям престарелым помогают, даже в город выезжают несколько раз в год – на аттракционы возят малых, в кинотеатр, в развлекательный центр. Всё это благодаря работе Амгалана.
Но и жену понять можно, в деревне летом самый труд. Посади, собери, скотине на зиму корм заготовь, и всё без мужских рук – тяжко.
– Погоди, – одобрительно похлопал по плечу подчинённого Игнатьич. – Поворчит‑поворчит, на следующий год сама отправит на работу.
– Отправит, – соглашался Амгалан, довольно улыбаясь.
Пашка молчал, не рассказывал о своей семье ничего. Впрочем, рассказывай – не рассказывай, а шила в мешке не утаишь, только слепой или дурной не знал, что происходит… Типичная, в общем‑то, ситуация.
Кто‑то из жён, как супруга Амгалана, соглашался на такую вот, собачью службу и жизнь супруга, потому что выхода другого нет, жить на что‑то надо. Кто‑то искренне не страдал от долгого отсутствия мужа дома, жил своими заботами, делами. Зимой радуясь, что милый рядом, летом – не печалясь, но таких женщин было мало, очень мало. Многим же становилась поперёк горла служба мужей, их долгое отсутствие, вечный страх потери, к которому, наверное, привыкнуть невозможно.
Мать Паши была из второй категории, за всё детство и позже, во взрослой жизни, он не помнил, чтобы родители ругались из‑за службы отца, чтобы вообще ругались. Вот он и думал, что так у всех, что жена будет спокойно сносить одиночество, страх остаться вдовой в молодом возрасте, а оказалось всё иначе. Ленка – точно из третьей категории. Она не желала мириться с нынешним положением, а он не хотел уступить ей, просто не мог…
И, похоже, профукал свою семейную жизнь. Любовь Ленкину профукал. А может, и не было её никогда, любви этой?
– Эта жена сдохла. Слезь, – сказал как‑то Игнатьич.
Грубо сказал, ухо резануло, только правдой от этого быть не перестало. Сдохла любовь. Слезь!
Пашка уселся у пепелища костра, не в силах читать лекцию о правилах безопасности. Идиоты малолетние, прутся в лес, а потом он горит, полыхает, принося не только убытки стране, но и горе… Огромное человеческое неизмеримое горе.
– Так, катер за вами не пришлют, – собрал вокруг себя отдыхающую, притихшую молодёжь Игнатьич.
– Почему это? – выскочила вперёд малявка лет двенадцати, которая, не успела бригада подойти, тут же сообщила, что зовут её Алёна.
Судя по количеству слов в секунду, Алёнку звать не нужно, она сама приходит и вываливает информацию, независимо от того, хотят её слушать или не слишком.
– Потому что у МЧС сейчас нет свободных катеров, – отрезал Игнатьич.
Дома у него, помимо сына, было двое вот таких же, вертлявых девчонок‑погодок, которые точно так же трещали без умолку и изображали затычку в каждой бочке.
– Вертолёт пришлют, вывезут, не беспокойтесь товарищи отдыхающие, – продолжил старший, произнеся «товарищи отдыхающие» таким тоном, что только Алёнка и не поняла, что над ними издевались. – Позже сообщат точное время прилёта.
– А примерно? – выпучил глаза толстяк в ярко‑красной футболке.
– Примерно – завтра. Раньше никак.
– Это нечестно! – взвизгнула та, что стояла рядом с девушкой в белом купальнике.
Паша время от времени бросал на полуголую взгляды, успев оценить все видимые и скрытые от глаз достоинства, а что не увидел – точно нафантазировал. Не был бы женат… впрочем, и тогда бы не стал бы подкатывать.
Красивая, молоденькая совсем, хорошо, если восемнадцать исполнилось. Глазища в пол‑лица, взгляд растерянный, талия тонюсенькая, грудь, которую скорее демонстрировал купальник, чем скрывал. Мало того, что красивая, ещё и видно невооружённым взглядом, что хорошая. Хорошая. Такой славной девчушке нужен нормальный пацан, без всего того дерьма, которое успело прилипнуть за не такую и долгую жизнь к Пашке.
– Про честность с МЧС говорить будете, – осадил Игнатьич едва не начавшееся восстание «товарищей отдыхающих».
– Павел, Амгалан, вы здесь останетесь, отведёте, когда сообщу, пионеров к вертолёту, а мы двинемся дальше.
Приказ обсуждению не подлежал, ясно, что такого уровня решения, касающиеся штатских, тем более, когда приходится задействовать смежные службы, принимаются не старшим лично. Он приказать пригнать вертолёт, катер, подводную лодку или дирижабль не мог. Партия сказала, комсомол ответил. Проблемы индейцев, как и полагается, шерифов не волнуют.
– Понял, – вздохнул Амгалан, обвёл усталым взглядом присутствующих, бросил под ноги рюкзак с провизией. – Потом вас догонять?
– Потом будет потом, – отмахнулся Игнатьич.
– Далеко к вертолёту идти? Вещи можно будет взять с собой? Можно поторопить спасателей? – понеслось со всех сторон.
Засуетились, смотри‑ка на них. Неужели сообразили, что могут превратиться в пережжённые куски мяса из‑за собственного идиотизма? Пожарная обстановка – хоть святых выноси, а эти идиоты вздумали отдохнуть на природе. Не отдыхается им рядом с мамками, папками, у компьютеров сидя, под сериальчик и пивко.
– Вещи ваши никто не потащит, только самое, подчёркиваю, самое необходимое. О месте посадки вертолёта пилот сообщит отдельно, но, насколько я знаю местность, километров пятнадцать вглубь, – он махнул в сторону кажущейся непроходимой тайги.