Ось земли. Сага «Ось земли». Книга 4
– А ну, бабы, нашу, окояновскую – и пошел гоголем по амбару:
Эх, мать‑перемать,
еду елочки ломать
Запрягу козу лохмату
Буду хреном погонять
Из рядов поднялся молодой женатый мужик Андрей Бусаров и подошел к весельчаку:
– Ну ты, Шаляпин, кончай срамные частушки петь. Здесь тебе не кабак.
– А чо?
– А то, тебе объяснять бесполезно. Дураком родился, дураком и помрешь. Дай‑ ка лучше гармонь.
Андрей взял трехрядку, присел на табурет, помолчал, словно набираясь сил, перебрал лады, а потом взял аккорд и начал зычным баритоном:
Из‑за острова на стрежень
На простой речной волны
Выплывают расписные
Стеньки Разина Челны
Его уверенный и сильный голос звал за собой и сразу несколько человек подхватили песню:
На переднем Стенька Разин
Обнявшись сидит с княжной
Свадьбу новую справляет
Сам веселый и хмельной
Песня поднялась под небо грозной и могучей силой и уже все собрание включилось в нее.
Позади них слышен ропот:
Нас на бабу променял
Только ночь с ней обнимался
Сам на утро бабой стал
Они пели так, как работали и любили: забыв про все, отдаваясь музыке своей натруженной и не разучившейся жить душой.
Все было в это песне: и воля вольная, и любовь смертельная и честь неподкупная. Они пели, словно плыли в бесконечности русского времени, такого невыносимого, такого трудного, требующего предельной жертвенности и предельной честности. Они пели и ощущали себя частью этой общей судьбы, этого русского пространства, которое без них исчезнет в небытии, которое живет свечением их простых, но неповторимых православных душ.
Закончив песню, Андрей встал, топнул ногой о пол и пропел зазывным голосом:
– Кадри‑и‑ль!
Пальцы его побежали по пуговкам и, пританцовывая, он пошел вдоль скамеек. Навстречу ему павой выплыла Анастасия, картинно поклонилась и ударила каблучками в половицы. Она пошла дробить полы вместе с гармонистом, а к ним присоединились уже и семейные пары. Взявшись за руки вперехлест, они плыли в тусклом свете лампы, поворачиваясь и улыбаясь друг другу, а тела их летали в воздухе от состояния любви и красоты, будто пришедшей к ним от родной земли. Так похожи они были на дубки и рябинки обнимающиеся под порывами ветра, так красивы были их движения, повторяющие движения живой природы в ее искренней и божественной красоте. Они были частью природы и были счастливы от этого. Они забывали обо всем, отдаваясь танцу, и даже дети самозабвенно прыгали вокруг конюха Коробкова, который тоже стукал клюшкой о пол и приплясывал на месте.
Веселье продолжалось до темноты и Булай ушел домой до его завершения.
Мальчишки уже спали, а Дмитрий Стеавнович с женой сели вечерять. Он описал ей собрание и сказал, что видно, на днях соберется за маклаками. Эти посредники снова появились на селе, и хотя они брали немало за услуги, без них трудно было обойтись с вывозом урожая. Хороший маклак сам пригонял обоз под зерно и картошку и рассчитывался на месте. В Окоянове маклаки пока еще не завелись, нужно было ехать в Арзамас.
Потом оба пошли в баню, спрятавшуюся в вишеннике, сполоснулись теплой водой, обтерлись полотняным полотенцем и вернулись в дом. Встали перед иконами, прочитали вечернее правило, и, обнявшись, уснули до рассвета.
Данила и Хельга
Булай сразу узнал Хельгу, хотя прошло немало лет с тех пор, как они расстались. Она не очень изменилась, но печать времени не обошла и ее лица. Скорее, печать жизненного опыта, которого на ее тридцать семь лет было более, чем достаточно. Хельга уже давно работала в аппарате председателя социал‑демократической партии Германии и вместе с ним вошла в Ведомство Федерального Канцлера, когда Герхард Шредер стал главой государства. Должность сотрудника ведомства федерального канцлера предполагает не только высокий уровень знаний, но и человеческую зрелость. Через нее проходит информация такой важности, которая не терпит ни легкомыслия, ни безответственности.
Хельга завтракала в почти пустом зале ресторана, углубленно глядя перед собой в тарелку. Булай вспоминал особенности поведения своей лучшей помощницы – нет, она не изменилась. Безотрывный взгляд перед собой по‑прежнему свидетельствовал о предельной концентрации и решимости.
«Какая же ты золотая девочка – подумал он – ждешь, в комок собралась – а ведь никто не заставлял. Сама решила. Все и всегда сама». Булай сел напротив Хельги не здороваясь. Слова были не нужны.
«Странно – подумал он – мы не были любовниками, а оба волнуемся больше любовников». Хельга тоже молчала. Между ними происходило то, что бывает между людьми, втянутыми в драматическую ломку мира, в войны явных и неявных сил, в необходимость жертвовать и карать, прощать и ненавидеть. Происходило воссоединение двух единомышленников, когда‑то разъединенных трагической ситуацией, но не переставших от этого быть единомышленниками. Логика борьбы снова сводила их вместе.
Хельга положила прибор на стол, аккуратно промокнула салфеткой губы и сказала:
– Если бы вы не одолели этих зверей в Чечне, я бы не проявилась. Но вы их одолели и я знаю, что русские повернули куда надо. Поэтому я дала сигнал.
Данила улыбнулся и ответил:
