Осколки фамилии

Вполне ожидаемо, что с отъездом дедушки и бабушки прекратились любые дополнительные занятия, даже те, что бабушка не поддерживала, но организовывать все равно помогала. Родители немедленно сочли все дополнительные занятия бессмысленными. А Харви оказалась полностью предоставлена самой себе: могла ходить куда хотела или не ходить никуда вовсе, могла уходить из дома и возвращаться в любое время. Родители, привыкшие, что за жизнь Харви отвечала бабушка, вовсе не имели привычки хоть немного интересоваться своим ребенком. Роль Харви в их глазах сводилась к неприятным дополнительным тратам на бессмысленного члена семьи. Хотя видели ли родители смысл друг в друге и в семье в целом? Или это было просто удобное движение по течению, когда приложить усилия и что‑то поменять к лучшему всем просто лень, а формально можно даже сказать, что все хорошо, семья есть? Это была организация людей, которых объединяла только общая жилая площадь. С отъездом бабушки стало очевидно, насколько одинока Харви. Очевидно для Харви.

 

Глава 4. Поражение. Infandum renovare dolorem* (*ужасно вновь воскрешать боль)

 

Неожиданная капля слезы упала на лист бумаги и оставила причудливый узор на изображении бегущего оленя, которого Харви разрабатывала, чтобы выпустить небольшую серию вручную расписанных открыток. Открытки моментально расходились среди ее друзей и знакомых и служили небольшим заработком. В художественной школе Харви почувствовала, что, рисуя, забывает обо всем. Спустя много лет эта страсть к фантазиям, воплощаемым на бумаге, несмотря на попытки обрести более классическую профессию, не угасала, а лишь крепла, стремительно одерживая победу. И теперь эмоции и переживания Харви обретали форму, она выпускала их, словно дикую птицу из клетки, и жизнь становилась чище. Харви смотрела на благородного оленя в прыжке, по щекам катились слезы, становилось легче. Разве может юриспруденция дарить такое же очищение? Ее сухие формулировки не омывают и не окрыляют, скорее, структурируют то, что есть, не перерождая. Олень на этой чудесной итальянской бумаге был воплощением всего самого лучшего, что не структурировано жило внутри Харви.

Слезы связаны с жалостью к себе – девочке‑подростку, которая вдруг осталась совершенно одна. Тогда, в самом начале, несмотря на тоску по близкому человеку, дух неожиданно свалившейся в тринадцать лет свободы кружил голову, громко распевая песни и танцуя безумные пляски. Подростковый возраст и так физиологически заставляет переживать абсолютно новые чувства, но когда к нему примешивается абсолютная вседозволенность, вначале ощущаешь себя дикой лошадью, соревнующейся в скорости с ветром на безграничном поле. Харви неслась галопом, пробуя все, что так неожиданно предлагала жизнь. И этот отвлекающий маневр где‑то на полгода затуманил реальность случившейся драмы.

Но в слепом безумии Харви пребывала не так долго. Глаза начали прозревать вновь, когда мама уехала на зимние праздники к бабушке, оставив Харви одну с папой. Как часто это бывает с людьми, находящимися во власти своих демонов, папа Харви был склонен к безосновательным отрицаниям. Например, Харви рассказала про своего друга, который вместе с родителями переезжал жить в другую страну, потому что на тот момент финансирование научного проекта его отец смог получить только за границей. Харви воодушевленно рассказывала о предстоящих трудностях и приключениях друга, когда неожиданно отец прервал ее и начал кричать: «Запомни, у каждой проститутки есть своя история! Запомнила?» Конечно, запомнила, но лучше бы он сам об этом помнил, делая очередной выбор в своей жизни. Однако откуда такая агрессия на невинную историю? И кто же здесь проститутка? Тот, кто переезжает жить в другую страну, следуя за своей мечтой и убеждениями? Или даже пусть в поисках лучшей жизни? Что заставило папу возмутиться – патриотические чувства? Или зависть, прикрытая ими? Тогда у Харви родилось много вопросов, но главным было то, что Харви окончательно убедилась: папа не переносит чужих радостей и побед, они его раздражают.

Предложение навестить бабушку с дедушкой отец воспринял в штыки и привел массу одиозных доводов, почему ехать не надо. Мама сделала неловкую попытку поспорить с ним, а потом просто купила билет для себя одной и в очередной раз сбежала от всего того, что ее отягощало: от мужа‑алкоголика, от дочери‑подростка со всеми вытекающими, от быта, от необходимости продумывать совместное времяпрепровождение. Она просто отправилась туда, где о ней будут заботиться и развлекать.

Харви осталась с человеком, для которого также представляла только обузу. Каждый день алкоголь заливал с утра до вечера все существование. В те же дни, когда не было алкоголя, папа отвозил Харви куда‑нибудь к дальним родственникам на передержку, а сам предавался любовным утехам с очередной пассией. И самое неприятное – он практически этого не скрывал, полагая, будто Харви слишком недалекая, чтобы осознать, что к чему. А чего у Харви было не занимать, так это проницательности. Неужели за все годы родители так и не поняли этого?

Такое невысокое мнение о собственном ребенке не просто болезненно переносилось Харви, но и сеяло сомнения в величии отца. Если он настолько умен, то отчего же не видит Харви сквозь оболочку подростка, почему не заглянет вглубь, а различает лишь поверхность. Или же собственное эго полностью поглотило его?

Для иллюстрации глубины падения этого человека стоит привести одну историю, произошедшую как раз в тот момент, когда мама гостила у бабушки на зимних каникулах, а Харви с отцом влачили свое существование, полное безответной любви с одной стороны и отягощенного раздражения с другой. Однажды вечером отец все же проявил интерес к Харви и обратился с просьбой научить его отправлять смс. Это были времена, когда сотовые телефоны только‑только начинали входить в обыденную жизнь, и, конечно, как это часто бывает, подростки быстрее всего втягивали воздух перемен. Харви искренне обрадовалась возможности быть хоть чем‑то интересной для своих родителей и с воодушевлением объяснила все особенности незатейливого процесса. В эти минуты совместного времяпрепровождения у Харви стучало сердце и кружилась голова, настолько долгожданным и желанным было именно такое общение. Папа быстро все схватил и широкой улыбкой отблагодарил Харви. Она была так рада! Наконец‑то она вызывает не только раздражение! Даже сегодня, спустя более чем десятилетие, Харви может вспомнить ощущения того счастья.

А потом папа резко потерял какой‑либо интерес к дочери и начал активно с кем‑то переписываться. Когда он отошел в душ, на телефон пришло смс. Харви скорее метнулась посмотреть, что же за сообщение пришло, даже не подразумевая, что там может быть не предназначенное для нее. Более того, Харви, подсознательно намереваясь восстановить интерес к себе, хотела скорее прочесть текст и сообщить отцу, что именно ему пришло. Ведь так они могли, пусть на мгновение, но вновь стать близкими людьми. Она открыла это сообщение и увидела: «С нетерпением жду нашей встречи в твоем доме! Наташа».

Бам! Как острый клинок в сердце! Так вот зачем это все было! Так вот к чему на самом деле была эта широкая улыбка… Как больно! В солнечном сплетении все начало ломаться, и эти осколки внутри царапали, доставляя такие мучения, что она была готова на все, лишь бы это прекратилось. Кончики пальцев начинало обжигать, словно ударами тока, а на глазах появлялись слезы, с губ рвался стон, который огласил все пространство вокруг беззвучным мертвым криком. Как быть дальше?