Осколки фамилии

Невозможность поделиться переживаниями, обида на постоянное предательство отца, раздражение на маму за почти полное отсутствие интереса к действительности, физическое утомление – все вылилось в поток слез, который обрушила Харви внезапно даже для самой себя. На удивленные вопросы родителей и Ивана о причинах, успокоившись, Харви ответила, что настолько ее поразила открывшаяся с вершины вулкана панорама, что слезы выступили сами. На обратном пути, дабы успокоиться, Харви начала убеждать себя, что вытащила счастливый билет, родившись в своей семье. С каждой потерянной сотней метров над уровнем моря дышать становилось все проще, силы словно прибывали вновь, что повышало настроение всей группе, несмотря на серьезное отставание от графика и опускавшуюся ночь. Харви удалось привести на собственный суд множество аргументов в пользу той жизни, что ей досталась, и, конечно, ее жизнь многим могла бы показаться истинной сказкой в сравнении с тем, что имели другие. Вместе с тем, казалось неправильным сравнивать себя с семьями худшими. Разве не должны мы все тянуться к солнцу вместо того, чтобы пригибать голову и радоваться, что кто‑то еще ниже нас?

Но как тянуться к солнцу? Как не перепутать его с многочисленными искусственными аналогами? В какой оно стороне? В ближайшем окружении Харви не было ориентира, на который можно равняться. Не было проводника, что указал бы на верную тропу. С отъездом бабушки все стало серо‑черным с редкими вспышками света, но то были лишь молнии. Не солнце.

Когда маршрут превратился в тропу для легких прогулок, а место их утренней высадки уже виднелось впереди, опьяненная кислородом Харви совсем приободрилась, мечтательно размышляя, что трудности способны делать людей лучше. На ум приходили одна за другой высокопарные фразы о препятствиях, сложном прошлом и горе, что укрепляют душу человека. Но в жизни, не подслушанной из‑за угла или подсмотренной в книге, а реальной все великие истины имеют маленькую звездочку‑сноску, что раскрывает особенности условий мелким незаметным текстом, сводя всю мудрость на нет.

Все люди рождаются пусть со своими слабостями и соблазнами, но с сияющим светом внутри. Далее жизнь из каждого вырезает разное: дышащую жизнью скульптуру Коненкова, по‑деревенски лаконичный, без малейшего намека на утонченность пень или ни на что не годный кусок бревна. И все же изначальный материал – порода дерева – отличный, а потому кому‑то любые трудности на пользу, а другого небольшой удар разносит в щепки. Харви хотелось знать, к какой породе относится она сама. Ведь если знаешь свою породу, можешь подобрать наиболее подходящие инструменты и условия, таким образом хотя бы немного помогая себе обтесаться до достойных форм.

Ночью в гостиничном номере Харви разрыдалась вновь, обессиленная попытками уложить нити своих мыслей в стройный клубок, в ту картину мира, которая бы объясняла происходящее и подсказывала правильные шаги. Такой диссонанс вызывали картины сегодняшнего дня: величие природы и низость отцовского поступка, счастье покорения и боль от нанесенного удара, благоговение перед горами, что позволили к себе прикоснуться, и брезгливость по отношению к тому, кого любишь сильнее жизни. Харви никак не могла унять все нарастающую дрожь в теле.

Мучало чувство вины за то, что она позволяет отцу вот так относиться к семье. Будь Харви смелее, может, стоило вырвать у него этот злосчастный мобильный телефон прямо во время разговора и выкинуть в самое жерло. Что бы произошло после? Не сразу после взбалмошного поступка, а в перспективе? Сделало бы это их семью счастливее, отношения между мамой и папой теплее? Отрывочные нити мыслей путались все сильнее, Харви задыхалась. Руки перестали слушаться, сделать новый вздох не получалось, глаза Харви расширились от испуга, что она не может делать то, что естественно. Голова, и без того болевшая от слез, начала раскалываться на две половины. Харви попыталась перевернуться, чтобы упасть с кровати, словно в движении могла вновь обрести жизнь. Скатившись на пол, Харви инстинктивно, боясь удариться, подставила руки, и ее вырвало. Испытывая сильнейшее отвращение к самой себе, Харви наконец смогла сделать вздох. Надо найти какое‑то решение, ведь отец не остановится и очень скоро вновь нанесет удар. По всей видимости, он наносит его не от случая к случаю, а не прекращая вонзает острие вновь и вновь, хоть от плоти уже почти ничего не осталось, кроме изрубленных ошметков.

Все это время Харви исходила из того, что мама ничего не подозревала об изменах отца, но возможно ли это? «Мама старше, умнее и опытнее меня, а значит, она, безусловно, все знает про двуличие отца. Не может быть такого, что я все раз за разом замечаю, а мама – нет. Она знает. Она знает! И при этом ей все равно. То есть ее полностью устраивает такая модель семьи и отношений. Как же так? Как такое возможно? Ведь это противоестественно, тем более с учетом ее привлекательности и обаяния. Порок, столь часто осуждаемый в обществе, калечащий души всех тех, кто оказался ввязан в его клубок, тот, что неминуемо ведет к страданиям, являясь самым настоящим преступлением. И ее, красивую, яркую, молодую – это устраивает? Как же должно быть холодно ее сердце!» Внутри Харви зародился страх, страх за мир, которому все равно. Безразличие пугает, потому что нет худшего состояния общества, чем безучастность – к самому себе и самым близким.

Безразличие идет в одну ногу со страхом. Страшно тому, к кому оказались безразличны даже близкие, это страх одиночества, когда земля уплывает из‑под ног, словно даже она не хочет иметь ничего общего с тобою. Тот, кто проявляет безразличие, также живет в страхе. Такой человек – трус, не нашедший в себе силы и благородство встать на сторону слабого или протянуть руку помощи. Но есть и другой привкус у безразличия, кроме страха, – это унизительность.

Этот коктейль страха, безразличия и унижения отец Харви мешал с ловкостью, предлагал часто. Так было и с самого начала путешествия по Южной Америке. Что есть этот континент, скатывающийся огромной каплей с экватора на юг к Антарктиде? Загадки ушедших цивилизаций, современные племена, так неестественно близкие к природе, многодонное политическое устройство, мир природы и ее разнообразных обитателей, мир гор, выстроившихся в вертикальную линию по краю материка, высокогорных озер и пустынь, солнца, мост к пику Винсона, жестокость, бедность, музыка, танец, вера. Но ничто из этого не могло излечить душу того, кто хотел унизить.

Путь до Лимы проходил с несколькими пересадками, последняя из которых была в Венесуэле. Однако в Каракасе оказалось, как часто это случается из‑за алчности авиакомпаний, что мест на всех купивших билет пассажиров, не хватило. Причем не хватало мест на уже зарегистрировавшихся пассажиров. Поэтому еще не запущенную в самолет группу людей начали вызывать по очереди по мере того, как венесуэльские стюарды, вновь пересчитав сидящих в самолете, обнаруживали очередное свободное место. Вначале вызвали Харви и еще нескольких друзей, с которыми они вместе отправились в это путешествие. Они прошли в самолет, так как стояла задача как можно большему количеству людей улететь сегодня, и сохранялась надежда, что всю их группу удастся рассадить в самолете. Затем подходили все новые товарищи, пока наконец не остались только мама и папа. После чего Харви увидела, как папа один заходит в самолет и занимает последнее место, рядом с ней.

– А мама?

– Сейчас посмотрят, может, еще найдется место, – ответил папа как ни в чем не бывало.

– Пап, это последнее место. Почему ты ей не уступил пойти вперед?

– Назвали же мое имя. У тебя что, ко мне какие‑то претензии? – с вызовом спросил отец.