Осколки фамилии

Харви пробыла у подруги еще несколько дней, потом наступила суббота, и она получила смс от папы: «Извини. Я вызвал доктора, меня сегодня закодируют». Харви мчалась домой на всех парах, окрыленная смелостью папы и желая ему помочь, оказать поддержку и наконец прокричать громко‑громко, как она его любит и как гордится им! Харви нашла папу дома, ослабленного и переживающего то, что называется ломкой. Доктор уже ушел. И сейчас, когда он лежал на кровати в спальне, такой слабый и ранимый, Харви поняла, насколько он Великий человек, ведь он смог вырвать себя из лап одного из самых страшных зверей планеты, смог это сделать тогда, когда даже оптимистичная Харви утратила любую надежду. Папа зажег такой луч света, который, как казалось Харви, она и не заслуживала.

В день прилета мамы Харви заранее предупредила ее о произошедших дома изменениях. Мама отреагировала не очень эмоционально, но Харви показалось, что все же она обрадовалась. Мама и Харви поддерживали папу, хотя боялись делать это слишком явно, чтобы не спугнуть удачу, которую только‑только ухватили за ее яркий хвост. Отсутствие алкоголя настолько преобразило дом – нет, конечно, он не стал наполнен уютом и теплом, как дом бабушки, но хотя бы в нем перестало править беззаконие алкогольного сюрреализма. У Харви вновь появилась надежда, что однажды они выстроят дом счастья. Дом, наполненный сказочным светом, который делает уют почти физически ощутимым. А в тот момент, когда ты переступаешь порог такого дома, немедленно чувствуешь царящие взаимное уважение и доброжелательность. Харви, уже однажды ощутившая подобное у бабушки, страстно желала оказаться в таком состоянии вновь. Это подобно тому, когда впервые в жизни видишь море – никогда в жизни ты более не забудешь его шум, запах, его величие и при этом никогда не насытишься большой водой – не перестанешь восхищаться им, стремиться посмотреть в его сторону, вернуться вновь. Харви страстно желала жить в таком уюте, но, конечно, он не создается в момент на месте выжженной пустыни и руками лишь одного члена семьи.

А создавать было что. В доме Харви за исключением ее комнаты царили вечный бардак и неопрятность, несмотря на то, что приходила убираться домработница. Но это было не самое страшное, хотя и входило в полный диссонанс с натурой Харви. В доме сквозило ощущение временности проживания, будто все члены семьи здесь были лишь на пару ночей, словно путники, встретившиеся в лагере высокогорья, чтобы потом двинуться каждому в своем направлении. Проявлялось это в мелочах, что ткут всю нашу жизнь: в стоящей на полке пустой рамке для фотографий, в карнизах без штор, в проводах, выведенных под освещение, но так и торчащих из стен извивающимися змеями, в картинах, приставленных к стенам, на которые должны быть повешены. Все это напоминало ковер с уродливым узором, глядя на который, уже перестаешь думать, справляется ли он со своей задачей или нет. Видишь только это уродство, которое отравляет жизнь, а еще хуже, если к этому привыкаешь и перестаешь замечать. Харви надеялась – их общих усилий хватит, чтобы сплести изящный узор, на котором захочется задержать взгляд.

Чтобы сплести этот узор, важна поддержка каждого члена семьи. В противном случае энергия уходит не на созидание, а на противостояние критике. Нужно отдать должное маме Харви – изредка вырываясь из своего бездонного мира, она замечала, что не все так лучезарно в доме, который называла своим. Однажды мама от и до отремонтировала комнату Харви, создав в ней оазис, который стал местом силы и уединения не только для Харви, но и для мамы. Эту комнату они стали делить, словно подруги, переместив туда фактически всю свою жизнь. Однако отец делал все возможное, чтобы омрачить эту радость. При каждом удобном случае отец говорил Харви, что мама потратила очень много денег на обустройство этой комнаты. Что вместо этого они могли бы, например, съездить все вместе отдохнуть или купить новый автомобиль. Он старательно тыкал этим Харви, заставляя чувствовать вину и незаслуженность достойной жизни. Особую жестокость этому придавало то, что дело было не в деньгах. Их семья и так могла бы позволить себе и отдых, и, в случае необходимости, новый автомобиль. Но в мозгу с разрушенными алкоголем связями главной задачей при взгляде на Харви было проявить агрессию, а значит, любой, пусть и необоснованный, повод был хорош. Харви соглашалась продолжать это терпеть, ведь теперь рождалась надежда, что отец будет более взвешен и последователен в своих суждениях, различая добро и зло.

Харви была неприятна мысль об изменах отца, но и тут у нее зародилась надежда, что это все уйдет из их жизни вместе с алкоголем. Если человек начинает свободное падение, то теряет какое‑либо управление, становясь куклой в руках любых воздушных потоков. И даже если он смог совладать со своим телом и научился контролировать падение, чтобы не разбиться, этого будет недостаточно, и рано или поздно придется лишиться полной свободы и раскрыть парашют или умереть. Все это никак не оправдывает всех поступков, жестоко растаптывающих совесть, но наглядно объясняет, что алкоголь прежде всего лишает воли, которая является главным оружием человека в борьбе с собственными страстями. Возможно, вернув себе волю, отец сможет противостоять разврату в любых его проявлениях и, прозрев, увидит ценность семейного счастья. Харви не знала, сможет ли она сама когда‑нибудь простить предательства со стороны отца, но дать шанс, еще один шанс, она очень хотела.

Все это воодушевляло Харви, она ощущала небывалый подъем. Впервые за долгое время чувствовала, что может дышать, не задыхаясь, а размеренно и спокойно. Ей казалось, что нет никого лучше ее родителей, ей хотелось как можно чаще показывать им, как сильно она их любит и как много они для нее значат. Ей, подростку с надвигающейся на нее большой жизнью, хотелось дарить маме розы, а папу поддерживать в каждом его шаге.

Это были добрые чувства, они смягчили сердце Харви, в какой‑то момент она начала думать, что, возможно, всего этого кошмара и не было. А возможно, он был послан как испытание, и теперь, когда они вместе преодолели его, на них снизойдет вся та благость, которую заслуживает любая счастливая семья.

В счастливом дурмане Харви находилась до тех пор, пока однажды память ее телефона не переполнилась фотографиями и папа не предложил ей сбросить их на свой компьютер. Пока Харви перекачивала свои фотографии на папин ноутбук (своего собственного компьютера на тот момент у нее еще не было), она заметила папку «Египет». Харви знала, что папа не так давно совершил интереснейшую поездку по архитектурным памятникам древности, которые сохранились в этой стране. Он так увлекательно рассказывал об увиденном, а фотографии еще не показывал. Харви с энтузиазмом открыла папку, чтобы насладиться фотографиями, абсолютно не ожидая очередного удара кинжалом в спину. Но чем дольше она просматривала фотографии, тем сильнее к горлу подступала тошнота, а глаза щипали и наполнялись сухими слезами. Почти на каждой фотографии была женщина, абсолютно чужая и незнакомая. Но ее дерзкий и хищный взгляд с каждой фотографии почти не оставлял сомнений в том, что она очередная низконравственная особа, до которых столь просто опускался ее собственный отец.

Если до этого момента Харви чувствовала себя всегда несчастной и недостойной хорошего, но все же со светлой надеждой внутри, то сейчас ощутила, в дополнение к вернувшимся чувствам, ярость. Ярость и злость за то, что ее обманули в ее радостных ожиданиях. За то, что она сама такая глупая, верила этим людям и не теряла эту веру, несмотря ни на что. За то, что ее опять ставят в такое мерзкое и низкое положение, делая соучастником всех свершаемых преступлений. Когда говорят, что за все грехи поплатятся потомки, не обманывают. За каждый неверный шаг, за каждый дурной поступок расплачивается твой ребенок, который, пусть и вопреки собственной воле, настолько связан со своими родителями, что словно повозка должен биться о камни совести и попадать в ямы стыда, так виртуозно обскакиваемые тянущей повозку лошадью‑родителем.